Звездоплаватели

– Я буду с вами откровенен, - ответил Бейсон. - Я очень хочу разбогатеть, а в наше время это чертовски трудно. Кроме того, я честолюбив. Слава Стенли не дает мне покоя. (Генри Мортон Стенли - американский журналист, отправившийся в 1871 году на поиски знаменитого английского исследователя Африки - доктора Ливингстона. Впоследствии стал одним из крупнейших исследователей Центральной Африки.)

– Вот как! Значит, вы честолюбивы? А об опасностях, которые вас ожидают, вы подумали? Вместо славы вас, может быть, ожидает смерть.

– Кто не рискует, тот не побеждает, - ответил Бейсон.

Он был высокого роста, широкоплечий, с чертами лица хотя и не красивыми, но привлекательными. Типичный молодой американец, увлекающийся спортом не обладающий особыми умственными способностями.

Хепгуд остался доволен. Именно такой товарищ был ему нужен.

– Я тоже буду с вами откровенен, - сказал он. - Я ставлю своей главной целью победу над Камовым. (Бейсон кивнул головой). Чтобы наверняка добиться этого, я был вынужден довести ускорение звездолета до сорока метров в секунду. Не скрою от вас, что это опасно для экипажа.

На лице журналиста не появилось ни одного признака беспокойства.

– Я мало смыслю в этих вещах, - с подкупающей откровенностью ответил он. - Вы говорите, что это опасно. Я вам верю. Но раз вы идете на эту опасность, то почему бы и мне не сделать то же?

– Ну, если так, - весело сказал Хепгуд, - то я очень рад такому спутнику.

Он крепко пожал руку Бейсона.

– Когда вы думаете начать полет? - спросил журналист.

– В конце августа этого года.

– А почему не раньше?

– Потому что надо дождаться благоприятного положения планеты Марс, на которую я хочу лететь, - ответил Хепгуд.

– Ну что ж, подождем! Не так уж долго! - ответил Бейсон.

ВЕНЕРА

16 сентября 19… года.

В Москве сейчас около пяти часов утра.

День 15 сентября навсегда останется в нашей памяти: в этот день мы проникли под облачный покров Венеры.

Завеса тайны, скрывавшая поверхность планеты, приподнялась.

То, что таилось под густыми облаками и так недавно казалось недоступным земному взору, предстало нашим глазам, а беспристрастная кинопленка запечатлела все виденное…

Мы приблизились к Венере 14 сентября около двенадцати часов. Диск планеты, появившийся сначала в вид узкого серпа, быстро расширялся и к двадцати часам предстал перед нами в полной фазе.

Освещенная Солнцем Венера блестела, как снежная шапка горы в ясный, солнечный день на Земле.

В этот момент до нее было около двух миллионов километров, и ее видимый поперечник был почти такой же какой мы видим Луну в фазе полнолуния. Простым глазом было видно, что поверхность планеты сплошь закрыта белыми облаками.

На фоне черного неба, усеянного бесчисленными звездами, белоснежная сестра Земли была сказочно прекрасна.

Я прильнул к своему окну, не в силах оторваться от этой картины, и без конца фотографировал ее на цветную пленку.

Забыл раньше упомянуть, что на корабле устроены специальные окна, стекла которых, сделанные из особого сорта горного кварца, не мешают производить съемки объектов, находящихся снаружи. Эти окна меньше других имеющихся на корабле и предоставлены в полное мое распоряжение. Пайчадзе их называет "окнами ТАСС".

В семь часов утра 15 сентября Камов предложил нам надеть шлемы, которые были уже приготовлены заранее, а затем включил двигатели, предназначенные для торможения корабля.

Раздался знакомый гул, но не такой громкий, как в первый раз.

Сквозь окна проник отблеск пламени.

Мы все, находившиеся до сих пор в самых разнообразных положениях, опустились на переднюю стенку которая стала нашим полом. Возникшая сила тяжести сразу определила, где верх, а где низ. Полет корабля получил определенное направление - вниз, на Венеру которая очутилась у нас под ногами.

Почувствовать опять свой нормальный вес было приятно, но, как и говорил Камов, движения были скованны и тело казалось очень тяжелым. Семидесятидневная привычка к полной невесомости давала о себе знать.

Я перешел к другому окну и устроился около него лежа. Пайчадзе и Белопольский, уже больше суток не покидавшие обсерватории, не отходили от астрономических приборов, поглощенные работой. Их окно было в несколько раз больше моего, и они могли наблюдать за приближающейся планетой, не отрываясь от дела.

Камов находился у пульта управления. На этом посту ему предстояло пробыть долгие часы. Он прильнул глазом к окуляру перископа, положив руки на рукоятки.

Я незаметно сфотографировал его.

Венера, диск которой увеличился за это время до размеров раз в десять больше полной Луны, находилась прямо под нами, и корабль падал на нее с высоты сорока тысяч шестисот километров с чудовищной скоростью двадцати восьми километров в секунду. Тормозящая работа двигателей медленно, но неуклонно уменьшала эту скорость.

Если бы не было торможения, то мы врезались бы в атмосферу планеты меньше чем через двадцать минут и сгорели бы как метеор, так как притяжение Венеры еще увеличило бы скорость корабля. Могучая сила наших двигателей, преодолевая тяготение планеты, равномерно снижала скорость на десять метров в секунду.