Звездоплаватели

Оборудовать фаэтонский звездолёт для длительного рейса под управлением не фаэтонцев было не так просто. Его помещения не были приспособлены для земных приборов и аппаратов. Немало изобретательности и выдумки пришлось проявить Зайцеву, Романову, Князеву и самому Белопольскому, чтобы установить самые необходимые навигационные приборы, без которых немыслимо было пускаться в многомесячный полёт. Хорошо ещё, что радиопрожектор не был нужен, — автоматы корабля сами следили за безопасностью пути. Но с телескопом пришлось повозиться. В кладовых «СССР-КС3» нашёлся запасной телескоп небольшого размера, и, после долгой и тяжёлой работы, он был установлен в помещении рядом с фаэтонским пультом. Оптические приборы безусловно были на звездолёте, но никто не знал, где они находятся, как выглядят и, главное, как ими пользоваться. А без визуальных наблюдении лететь к Церере было невозможно. Появилось подобии пульта, при помощи которого Белопольский мог давать точные указания Второву.

Звездоплаватели работали не торопясь, помня, что ошибка неисправима и может привести к катастрофе. Потери времени они не опасались. Оба корабля продолжали лететь в нужном направлении.

Ни Коржевский, ни Второв ничего не сказали по поводу неожиданного назначения лететь на «фаэтонце» к Церере. Им было грустно, что свидание с Землёй откладывается, но они знали, что так нужно. А для звездоплавателей слово «нужно» звучало очень убедительно.

Сознавая ответственность, лёгшую на его плечи, Мельников сам проверил работу, попросив Белопольского вернуться на это время в рубку «СССР-КС3».

И вот отцеплен трос. Экипажи собрались — один в обсерватории, другой в жилом помещении «фаэтонца».

Белопольский, Второв и Коржевский видели товарищей, их же самих нельзя было видеть, но оставшиеся на борту «СССР-КСЗ» не спускали глаз с кольцевого корабля. Один Мельников оставался на пульте.

Словно прилипшие друг к другу, оба корабля продолжали лететь рядом.

Мельников повернул плоскость газового руля, потом включил на самую малую мощность один из двигателей.

«СССР-КС3» медленно отошёл от «фаэтонца». Просвет неуклонно увеличивался. Пути звездолётов расходились в стороны.

Несколько минут… и силуэт кольцевого корабля «растаял» в пространстве.

Счастливого пути, товарищи!

КАТАСТРОФА

Да, Мельников был совершенно прав! Вести фаэтонский звездолёт оказалось неизмеримо труднее, чем «СССР-КС3». Небольшой телескоп и самодельный пульт — это всё, чем мог пользоваться Белопольский, но этого было очень и очень недостаточно. Не хватало электронно-счётной машины, и приходилось полагаться на свои математические знания и опыт. А задача достигнуть Цереры таила в себе огромные трудности.

Константин Евгеньевич хорошо понимал, какими соображениями руководствовался Камов, давая согласие на перевод его, Белопольского, на борт «фаэтонца». Как всегда, Сергей Александрович учитывал всё. Во-первых, поведение Белопольского после отлёта с Венеры не могло не возмутить его. Оно действительно было непростительно для командира звездолёта и только благодаря чудесной технике фаэтонцев не окончилось трагически. Смещение с должности начальника экспедиции и назначение Мельникова на это место было вполне обосновано. Старость? Это не оправдание.

Во-вторых, Камов ясно представлял себе трудности в управлении «фаэтонцем». Можно было не сомневаться, что даже не зная подробностей, он понимал, в чём заключаются трудности, и, естественно, учёл глубокие познания Белопольского и его математические способности. Мельников в этом отношении не мог соперничать с ним. Как сказал Борис Николаевич, Белопольскому было «более по плечу» выполнить эту трудную задачу.

Всё было стройно, логично и продуманно. Вполне в стиле Камова.

Константин Евгеньевич принял «наказание» с чувством, похожим на облегчение. Он был рад, что возвращение на Землю откладывалось, что ему предоставлена возможность вернуться, хоть отчасти заслужив прощение.

Родина умела прощать, — он это знал!

И все свои знания, все силы своего ума он направил на достижение поставленной цели.

По-прежнему изменять скорость и курс корабля мог один только Второв. Ни Белопольского, ни Коржевского, взятого на «фаэтонец» в качестве врача, фаэтонская техника не хотела слушаться. Только биотоки молодого инженера соответствовали настройке механизмов. Случись с ним несчастье — и Белопольский с Коржевским оказались бы совершенно беспомощными.

Сразу после того, как исчез в пустоте пространства «СССР-КС3», Белопольский попросил Второва попытаться увеличить скорость «фаэтонца» до возможного предела.

Попытка удалась, а её результат превзошёл все самые оптимистические ожидания.

Корабль послушно полетел с ускорением, которое Белопольский определил в двадцать четыре метра в секунду за секунду. Оно продолжалось один час сорок девять и четырнадцать сотых секунды, и снова наступила невесомость. Нетрудно было вычислить, что скорость звездолёта достигла ста двадцати километров в секунду.