Звездоплаватели (сборник)

Все здравомыслящее население становилось вегетарианцами, поскольку гибель домашних животных губительно отражалась на здоровье каждого человека, живущего поблизости от места убийства. Со стороны, отношения людей между собой и с другими представителями животного мира казались весьма трогательными и забавными. Нельзя было и представить себе зрелище более странное, чем длинные процессии богатых и бедных, кошек и собак, лошадей и птиц, плетущихся друг за другом гуськом по городским улицам. Или шествие крестьян, передвигающихся целыми поселениями, вместе со своим скотом да еще в сопровождении ворон, сорок, воробьев, зябликов, ласточек, трясогузок, полевых мышей, ежей, зайцев, а иногда даже кабанов и косуль, давно привыкших украдкой кормиться в деревнях в холодные зимы. А в целом, суеты и различных перемещений было меньше, чем в начале катастрофы.

Трудности, подстерегавшие на земле, не миновали и океана. Случайные попутчики, оказавшиеся вместе в длительном плавании, стали фактически родными людьми. Команда корабля и пассажиры оказались привязаны к своему судну так же прочно, как оставшиеся на суше к своим домам. Зачастую, прибыв в пункт назначения, они отказывались спускаться на берег да так и ночевали в порту, разбредясь по каютам. Это вело к прекращению навигации и простою судов, хотя и избавляло морской транспорт от опасных перегрузок. Все средства связи — почта, телеграф, телефон, радио — на этот раз работали исправно. Нехватка персонала успешно компенсировалась недостатком отправляемых сообщений.

До конца августа нарушения были вполне терпимыми. Если не брать в расчет гибели самых несознательных, совместное существование оставалось весьма приятным. Появился удивительный баланс между рабской зависимостью друг от друга и счастьем находиться вместе. Забыв об эгоизме, каждый старался принести максимум пользы своей коммуне и делился со всеми не только впечатлениями и мыслями, но и, более того, своей энергией.

Пожалуй, никто лучше, чем Жорж Мейраль не чувствовал на себе силу этих новых отношений. Он часами наблюдал за самим собой, исследовал свои ощущения и анализировал их, сравнивая с чувствами других. Он многое понял о Лангре, старался разгадать секреты женской души, разобраться в эмоциях птиц и животных. С бессловесными тварями было труднее общаться на телепатическом уровне: их мысли не удавалось расшифровать до конца, а непредсказуемые поступки могли болезненно отразиться на всех членах группы. Но эти недостатки отступали перед интимностью и прочностью отношений — прочностью, которая отводила на второй план всякую ненависть, ревность, обиду.

Существовала, к тому же, странная пропорциональность в отношениях внутри команды. Особая привязанность между двумя отдельно взятыми лицами оставалась почти не заметной для окружающих. Любовь Мейраля была ясна лишь Сабине. Другим не подвластно было разоблачить его сердце, а рассеянный профессор так ни о чем и не подозревал. Молодая женщина, напротив, очень остро ощущала на себе это чувство: иногда, мечтая в саду или играя с детьми в комнате, она неожиданно заливалась краской. Это было в те волнующие моменты, когда Жорж направлял к ней свои мысли. Она старалась защищаться. После стольких мучений и унижения она испытывала к излияниям чувств крайнее недоверие и страх. В любви Сабине виделось лишь рабство, подавление ее сущности, ее желаний. Она невольно сопоставляла превратности своего брака и отношения с Мейралем и словно боялась вновь отравиться этим ядом.

Жорж ощущал по меньшей мере неловкость от направленного на него странного рикошета мыслей. Он не разбирал нюансов, но те душевные посылы Сабины, которые он улавливал своим сердцем, только пугали его. Переживая за любимую, не понимая, что именно так сильно ее тревожит, он довольствовался тем, что у него нет больше соперников, что она не оставит теперь отца и он всегда сможет быть с ней рядом. Однажды вечером Мейраль прогуливался по одной из тропинок сада и столкнулся с Сабиной под липами. Вокруг цвели розы и гладиолусы, не было ни единого дуновения ветерка; воздух, прогретый дневным зноем, наполняли сладкие ароматы. Она заметно нервничала, сердцем улавливая потоки нежности, исходящие от Жоржа. Молодой человек почувствовал ее волнение и в ответ весь зарделся от смущения:

— Умоляю вас… будьте просто счастливы! — тихо сказал он. — Возможно, это самые чудесные мгновенья вашей молодости. Вы просто обязаны наслаждаться жизнью. Вы же свободны теперь, Сабина.

Она покраснела и ответила:

— Так ли это на самом деле?

Он смотрел на нее, и сердце его сжималось при виде смущенной улыбки и сияющих добротой глаз. Дрожащими пальцами он коснулся золотого завитка ее волос, отбившегося от остальных прядок и небрежно упавшего на белоснежную шею женщины, и произнес заверяющим тоном:

— Это так, верьте мне! Я никогда бы не посмел вас принуждать, хотя вы знаете, что я люблю вас. Вы чего–то боитесь, Сабина? Неужели вы сомневаетесь в моей искренности?