Звездун

Да, эта задумка стала любимым дитятей редактора, и потому, когда на экране его радара появился Тони Симеон с плеером и хорошей книгой, он ухватился за представившуюся возможность обеими руками. Питер объяснил своей команде вечерних новостей: надо найти Тони Симеона и сфотографировать его, конечно, с плеером и книгой. А еще он хотел, чтобы в интервью с молодым человеком был сделан упор на то, что это обычный скромный парень, который не скулил, не ныл и не бросился к своим адвокатам в час испытаний, а мужественно перенес все невзгоды. Да, кстати, не забудьте отметить, что он работает медбратом в психиатрической лечебнице. Простым медбратом, и обязательно упомяните про его скудное жалованье. И подчеркните, что первый выходной за долгие месяцы работы парень провел в душном вагоне метро, но не стал унывать.

Редактор потребовал, чтобы все материалы были готовы к завтрашнему выпуску.

Художникам он дал поручение разработать специальный знак для этой награды и поместить его в верхнем левом углу полосы, на которой будет напечатана статья. Что-нибудь в форме медали, красного цвета, а по краям пустить золотой, вы же специалисты, сами придумаете. Только не забудьте, эта рубрика станет постоянной, так что создайте шедевр.

Раздав задания, редактор уселся за статью, которая должна была представить концепцию награды «Так держать!» и объяснить, почему она досталась именно Тони. Редактор начал с заголовка: «Не падать духом!»

Глава 32

Вы не замерзли?.. Здесь иногда бывает прохладно. Не уверен, что смогу решить эту проблему раз и навсегда – отопление неподвластно даже мне, но можно попросить, чтобы вам принесли что-нибудь накинуть.

Ничего страшного, все в порядке.

Хорошо. Итак, на чем я остановился?

Вы избавляетесь от улик. От тех вещей, которые, по вашему мнению, могут навести на след.

Да, точно. Водке не удается завладеть мной, я сам ее использую. Я использую ее, чтобы обострить восприятие, ощутить себя на грани.

Кроме того, я загоняю страх и вину в дальний чулан. Я слышу, как они колотятся в дверь, пытаясь выбраться наружу, и отключаю звук. Необходимая мера, иначе мне не удастся сосредоточиться.

Первым делом нужно выбросить газету. Небрежно роняю ее в попавшуюся на пути урну – добропорядочный гражданин закончил чтение, ничего особенного. Следующий этап – изменить стрижку, чтобы волосы не сигналили ярким неоновым светом о моей вине. Только вначале необходимо отделаться от улик.

Сперва я собирался просто выкинуть весь рюкзак в урну, но этот план больше не подходит – теперь, когда ставки подняты. Я уже не человек, совершивший акт возмездия (пусть и грубого) над известным преступником, я «омерзительный вандал», к тому же «психически нездоров». В первом случае полиция, возможно, сделала бы вид, что ничего не произошло, как в фильме «Жажда мести»; сейчас они наверняка изобьют меня до полусмерти за омерзительное преступление. Да, ставки взлетели, но я не собираюсь пасовать.

Начнем с очков без стекол. Я избавляюсь от них прямо у входа в метро, зашвырнув подальше в кусты. Наибольшую опасность, по моему мнению, представляют собой перчатки и туфли. Полиция наверняка сняла отпечатки следов на кухне и сейчас ищет человека, у которого ноги на два размера меньше моих. Если обнаружат, что эти башмаки принадлежат мне, я пропал.

Из-за перчаток я волнуюсь не так сильно. Можно ли идентифицировать перчатки по их отпечаткам? Можно ли вообще снять отпечатки перчаток? Не уверен, хотя, кажется, видел по телевизору, как это делается. Чем быстрее я выброшу их, тем лучше.

Планшет я оставляю в вагоне метро, запихиваю его за сиденье, перед тем как выйти на станции «Оксфорд-Серкус». Я избавился от планшета только после того, как сделал пересадку на «Финсбери-Парк». Теперь будут думать, что планшет засунул за сиденье тот, кто часто ездит по той ветке. Все же это не главная улика, мысленно напоминаю я себе и еще раз проверяю, не прокололся ли я на чем-либо. Пока нет.

Выхожу на «Оксфорд-Серкус» и лезу в рюкзак за бутербродами (воображаемыми, но для стороннего наблюдателя я всего лишь человек, который хочет достать бутерброды), вытаскиваю, решаю, что они испортились, и небрежно бросаю их в урну. Конечно, никаких бутербродов у меня нет, я выкидываю одну из туфель.

Другая отправляется в урну на Риджент-стрит, когда я лезу за бутербродами во второй раз.

Жаль, что я не работаю в школе, на фабрике или в каком-нибудь еще месте, где в пугающем безлюдном подвале есть огромные печи, я бы тогда смог сжечь весь рюкзак сразу. Потому что к тому времени, когда я наконец избавляюсь от его содержимого, мне пришлось доставать воображаемые сандвичи на Лестер-сквер, Тоттнем-Корт и в Сохо. Сам рюкзак я заталкиваю в мусорку на Грейт-Титчфилд-стрит.