– Потому что, когда я спросил его, как он относится к тому, чтобы прибыть в Лос-Анджелес на заседание, он ответил, что еще вернется к этому вопросу. Ладно, некоторое время назад он позвонил мне в отель и сказал, что рад принять предложение. Я спросил его, консультировался ли он с кем-нибудь, прежде чем принять такое решение. Он ответил «нет», просто хотел над этим поразмыслить. Но я готов поклясться, Филиппа, что он прежде переговорил с кем-то, кто находится за сценой. И я думаю, что этот кто-то и есть та личность, которая оркеструет всю операцию. Они пропускают через «Миранду» свои капиталы и, я думаю, рассчитывают захватить нас врасплох.
Этого-то Филиппа и боялась. Но она уже была к этому готова.
– Хорошо, Алан. Я должна все обдумать. Возвращайся немедленно. И притаскивай с собой Энрикеса. Я горю желанием поговорить с ним.
Филиппа опустила трубку, оставив Алана и его жену вдвоем на линии.
– Когда ты будешь дома, дорогой? – спросила Ханна.
– Все зависит от того, когда сможет вылететь Энрикес.
– Алан, я беспокоюсь.
– Не волнуйся, милая. Все образуется, я уверен.
– Ты вернешься к нашему приему? Я думала, что мы объявим на нем о помолвке Джекки.
– Конечно, и не волнуйся. Да… Я привезу тебе кое-что, – сказал он, – особый сюрприз. И не имеет никакого отношения к Рождеству.
– Главное, привези себя домой. Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя.
Алан повесил трубку, и тут же раздался стук в дверь. Его посетитель, наконец-то!
Мужчина был высок, с гладко выбритой головой, которая отражала огни светильников в потолке холла. На нем был белый полотняный костюм, до блеска начищенные ботинки из кожи угря и золотые перстни почти на каждом пальце. Гаспар Энрикес прислал его в знак особого расположения к Алану. Во время их встречи на пляже Алан заметил, между прочим, что хотел бы купить особый подарок для особенной леди, что-нибудь уникальное, чего не найдешь в обычных магазинах. «Я знаю как раз именно такого человека», – сказал ему Энрикес.
Алан предложил посетителю выпить чего-нибудь, но человек предпочитал сразу перейти к делу. Предмет, который он принес с собой, было изысканное антикварное распятье на золотой цепи. Крест и фигурка Христа также были из золота и инкрустированы бразильскими аквамаринами, топазами, аметистами и гранатами.
– Но что делает это ожерелье совершенно бесценным, senhor Скейдудо, – сказал мужчина, который так и не назвал свое имя, – так это то, что его носила принцесса Изабель, когда в Лей-Ауреа в 1888 году подписывала манифест об эмансипации, который освободил наших рабов. Приобретая это ожерелье, senhor Скейдудо, вы покупаете не только золото и драгоценные камни, но также и кусочек бразильской истории.
Алан поднес ожерелье к свету – это было изумительно тонкое, искуснейшее изделие. Держа его в руках, он ощутил накал страстей истории. Потом по его телу пробежала дрожь: он представил ее реакцию на это – конечно же, она изумится такому подарку.
Когда мужчина назвал цену, Алан на момент заколебался. Он не ожидал, что вещь будет стоить так дорого. Но решился, потому что она того стоила. И это поможет им решиться на разделение…
Ханна повесила трубку и заломила руки. Так о многом надо было подумать. О сертификатах, которые надо было унести, о приглашениях на ее рождественский прием, о том, что Джекки приведет в дом своего жениха, о заседании в Палм-Спрингсе и, конечно, о сюрпризе, который она приготовила для Алана. Она молилась, чтобы скульптура Фрейндлиха прибыла вовремя.
Ханна выглянула в окно спальни, отсюда она могла видеть сад за домом, где уже все было готово к большому рождественскому приему. Дай Бог, чтобы все прошло гладко для нее и Алана, для Джекки и Винсента.
Почувствовав, что сердце норовит перевернуться в груди, Ханна поспешила к тому месту в комнате, где оставила свои пилюли. Даже Алан не знал, что она их принимает, ей не хотелось его тревожить. Теперь ей оставалось только ждать, когда раздастся телефонный звонок.
Положив трубку телефона, Филиппа сжато пересказала Чарми содержание разговора с Аланом. Чарми полулежала на боку, вытянув ноги на сиденье, обращенном спинкой к водителю, под консолью телевизора, полы ее желто-лимонного шелкового кафтана свисали на пол лимузина.
– Что ты собираешься делать? – спросила она, отложив книжку, которую читала.
– То, что я ненавижу делать и что, я думала, мне никогда не придется делать. Чарми, настало время для отравленных пилюль.
Филиппа снова подняла трубку и набрала номер.
– Ральф? Это Филиппа. Я только что разговаривала с Аланом в Рио. – Пересказав разговор, она попросила:
– Встреть меня утром в Палм-Спрингсе. Я буду в «Мэриот-Дезерт-Спрингс». Сделай для меня две вещи.
Во-первых, уменьши максимальный размер пакета наших акций, продаваемых в одни руки, с двадцати процентов до десяти. Далее, сделай так, чтобы пайщики «Старлайта» смогли покупать акции по Цене ниже рыночной. Как только «Миранда» нахапает свои десять процентов, это начнет работать. По крайней мере, собьет их прыть и сделает операцию по захвату более сложной и, уж во всяком случае, более дорогостоящей.