Звезды

Виктор Улин Звезды

«Вот день!

вот пришла, наступила напасть!

жезл вырос, гордость разрослась.»

(Иез. 7:10)

ВАРИАНТ

1

– Как я устала жить среди плебеев, которые день рождения называют «днюхой»… – проговорила жена, оторвавшись от монитора. – Куда ни глянь – одни деревенские морды!

В последнее время она была удрученной.

–…Это не миллионный город, а мусульманский кишлак. Причем в худшем из вариантов. Башкиры, которые моются по великим праздникам, одежду стирают раз в пять лет, а любимая еда – вонючая конина на костях. Здесь нет развлечений, кроме конкурса кубызистов да концерта групп, вынутых из пронафталиненного гроба.

– Можно подумать, местные русские чем-то лучше, – возразил Нефедьев. – Такие же немытые уёбки, которых аист нашел в мусорном баке.

– Какие тут «русские!» Одни пермские рожи.

– Ты права. Все нормальные люди отсюда свалили. Кто в Германию, кто в Израиль… Да хоть в Новую Зеландию. Мы – последние из могикан. И не знаем военной тайны, а то давно бы продали буржуинам и тоже улетели.

– Здесь нет ни нудистского пляжа, ни гей-бара, ни ночных дискотек для взрослых.

– И не говори, Наташа.

– Но недавно была история, писали в соцсетях… Появилось объявление, будто готовится открытие клуба свингеров.

– Клуб свингеров в нашем силосном городе? – он с сомнением покачал головой. – Из области фантастики. Скорее Луна упадет на Землю.

– Я тоже так думаю. Но люди повелись. Было сказано, что свингеры – это только название, а так будет особый клуб по интересам, включая сексуальные меньшинства. В общем, объявили, начали сбор средств якобы для аренды и обустройства.

– И что, кто-то платил?

– Насколько пишут, платили многие. Как ни странно, даже в этом замшелом болоте есть люди, которые хотят чувственных развлечений. И вот наконец назначили открытие, пригласили всех. Желающие пришли, даже не уточнили, что за адрес.

– А какой был адрес?

– Кавказская, семнадцать-А.

– А что в нем особенного?

– На Кавказской 17А – отдел полиции. Когда собралась толпа жаждущих, геев и лесбиянок, можешь представить, что там началось…

– Лохотронщики, конечно, были великими остроумцами, – Нефедьев усмехнулся. – Отдел полиции – самое место для тусовки педерастов.

– Им было не смешно. Деньги пропали, причем немалые. В полиции есть отдел по борьбе с «ай-ти»-мошенничеством, или как там называется, не помню. Но разбираться не стали: сексуально озабоченные в этой стране вне закона.

– Это верно, Наташа, – согласился Нефедьев.

– И вообще, тут правят бал иные люди. Помнишь, в прошлом году мы встречались классом, двадцать лет окончания школы?

– Да, помню. Кажется, в «Лагуне»?

– Нет, в «Урал-Тау».

– И что там было?

– Один из парней пришел с женой.

– Совсем дурак, – сказал он. – Приходить на встречу одноклассников с супругой.

– Совершенно верно. Не он привел, она с ним притащилась. Знаешь, такая классическая училка младших классов, с кислой рожей, хорошо уложенная и в вязаном платье.

– Представляю. И что училка?

– Когда заиграла музыка, все пошли танцевать, ее тоже приглашали. Она ответила: «Я не позволяю прикасаться к себе другим мужчинам, только мужу!».

– Какая глупость! – Нефедьев покачал головой. – Зачем вообще жить, если не прикасаться другим мужчинами и другим женщинам.

– Высоконравственная кошелка, образцовая мать семейства.

– Знаешь, Наташа… С точки зрения нормального мужчины все добропорядочные женщины одинаково неинтересны. Дети-бздети, мамы-папы, бабки-дедки, тетки-дядьки, поминки по родственникам… Тьфу!

– Точно сказал.

– Интересны только недобропорядочные. Прочих стоит зачеркнуть.

– А я какая?

Наталья взглянула со смешком.

– Ты самая недобропорядочная из известных мне женщин, – ответил он и поцеловал жену в макушку. – С другой я бы не смог жить.

– Нет, Андрюша, я серьезно…

Голос жены незнакомо дрогнул.

–…Ты понимаешь, через два года мне будет уже сорок.

– Еще сорок, – возразил Нефедьев.

– Уже, Андрюша, уже. Бабий век – сорок лет. А что у нас было в этом веке? Жизнь одна и никто не возместит потерянного.

– Не возместит, да, – согласился он.

– А я не хочу быть добросовестной служащей планово-финансового отдела и матерью, растворившейся в своем отпрыске-подростке. Я еще хочу жить! просто жить, понимаешь?!

– Понимаю.

– Будь возможность, я бы не работала в сраном университетском ПФО под началом башкирской жопы Резяповой. Я бы не сидела на твоей шее, занималась дизайном квартир на выезде. И имела домработницу – безмозглую девку из села Исянгулово. Которая пятнадцать раз перемывала бы наши кофейные чашки – не потому, что они грязные, а потому, что я так хочу. Я – единственная на свете. Понимаешь, Андрей?

– Понимаю, Наташа. Чего хотелось бы мне… промолчу. Иначе ты сочтешь меня извращенным садистом.