Звезды без глянца

— Что ты думаешь? — спросила меня Талита, когда я вернулась в комнату, после того как забрала со стола посылку.

— Насчет чего? — Я поставила посылку прямо на стол Скотту, не открывая ее, потому что на ней было написано розовым фломастером: «Суперсрочно». Внутри вроде ничего не тикало, и пакетика с сибирской язвой тоже нигде не было видно.

— Насчет моих яиц.

— Твоих яиц? — Я повернулась к Талите, которая стойко отражала атаки Кортни. — В смысле?

— Я хочу их продать.

Я уж грешным делом подумала, что она держит курицу в своих роскошных апартаментах, но внутренний голос мне подсказывал, что она говорит не об этих яйцах. К сожалению.

— Да? — Я напряглась.

— Да, в «Голливуд репортере» я видела рекламу про доноров яйцеклеток. И еще слышала от девушки из «Нью лайн», что если ты блондинка с высшим образованием, то тебе дадут десять штук. — На Талите было надето пончо цвета зеленого лайма, но каким-то чудом она не была похожа на гигантский овощ. Одним взмахом головы она отбросила свои тяжелые волосы назад и улыбнулась.

— Надо же! — Я открыла бутылку «Эвиан» и налила себе бокал. — Как это похоже на моих родителей — одарить меня нерентабельными генами темных волос. А каково это — знать, что где-то на свете у тебя есть ребенок, хотя ты никогда не рожала?

— Это всего лишь яйцеклетка, Элизабет, а не ребенок, — проинформировала меня Талита. — Я к тому же еще и выступала за волейбольную команду штата, и, по-моему, это только увеличит ценность моей яйцеклетки, как ты думаешь?

— А каким образом ее достают? — спросила я и ощутила, что возникшее две минуты назад страстное желание съесть салат с тунцом куда-то подевалось.

— Тебе дают гормональные таблетки, ты их месяц пьешь, а потом они их собирают. Лично я не представляю себе более легкого способа заработать десять тысяч долларов. У меня на вторник назначено собеседование в клинике. И это так, просто формальность. Я тут подумываю купить себе такую же розовую сумочку от «Марни», как у Дрю Бэрримор, и поехать на недельку на Мауи, отдохнуть. Там такие парни — с ума сойдешь! Мишель из «Фокс серчлайт» встретила красавчика по имени Шторм.

— Ну, если ты продаешь свою яйцеклетку из таких хороших побуждений, тогда смысл есть, — сказала Кортни, но Талита не поняла ее сарказма.

Рядом с Талитой я всегда задумывалась о том, что женщине на этом свете лучше всего быть красивой дурочкой. Это же настоящее благословение! Я все время слишком много думаю обо всем. По-моему, ценность ума переоценивают.

— Да, и какая-нибудь бездетная женщина получит умненького блондинчика с атлетическим сложением. — Талита улыбнулась. В ее мире все было замечательно. Чего не скажешь о моем, потому что для меня в идее продажи своей яйцеклетки для покупки сумочки от «Марни», пускай даже самого розового цвета на свете, из самой мягкой кожи, было что-то дикое.

— Это минус налоги, — добавила Кортни, блаженно заправляя волосы за уши. — Тоже можешь учесть, когда будешь принимать решение.

— Да? — Талита выглядела слегка удивленной, но не огорченной. — Тогда я запрошу больше. Потому что у меня еще и рост подходящий — сто семьдесят пять. Такой рост — это большая удача в жизни, правда? Слушай, Элизабет, я тут подумала, а может, ты пойдешь со мной?

— Я? — спросила я. — Знаешь, у меня совсем нет блондинистых генов, и… в общем, не нравятся мне всякие процедуры и все такое.

— Да ну, брось! На свете полно женщин, которым плевать на внешность. Им нужны умные дети, а ты как раз то, что надо. Конечно, твои яйца не такие ценные, как мои, но на твои можно вполне накупить шмоток, так что деньги лишними не будут. — Она сверкнула своей преламутрово-розовой помадой от Лауры Мерсье. — И будет гораздо веселее, если мы отправимся туда вместе.

— Не сомневаюсь, — сказала я, стараясь проглотить все ее оскорбления. — Я подумаю и скажу тебе. Спасибо, Талита.

К счастью — так я считала целых две секунды, — Виктория выбрала именно этот момент, влетела в офис, выкрикнула мое имя, как будто я была ее ирландской гончей, и увлекла меня в свою черную дыру.

— Элизабет, — мрачно начала она, — присядь-ка.

По привычке я устроилась на остром краю стула.