Звезды без грима. О кумирах шоу-бизнеса, кино и спорта

С появлением видео и новой техники съемок многое изменилось и в кино. Теперь его может снимать и монтировать любой, благо есть цифровая видеокамера и компьютер. А вместе с такой простотой укрепляется мнение, что каждый может стать режиссером и актером. Это самозванство облегчается тем, что в театре непрофессионал играть не может, а в кино может[218]. Ведь кино снимается не целиком, а отдельными сценами, тут делается много дублей, и режиссер имеет возможность раз за разом вдалбливать актеру, что он должен сделать в этом эпизоде. Однако сегодня все заметнее, что ни режиссер, ни актеры особенно усердствовать на съемках не хотят, как сыграли, так и сыграли. Да и мыслимо ли, например, делать много дублей для сериала?

Качество эстрады также снижалось по мере того, как развивалась техника. Ведь музыка, которая называется попсой, сегодня часто создана не композитором, а особым устройством для записи, редактирования и воспроизведения музыки (секвенцером). Он выдает необходимые гармонии, и сочинять на нем можно, не зная и нотной азбуки. Так называемые музыканты сегодня могут принести готовую фонограмму, но не умеют записать музыку на нотных линейках [11]. В результате музыка плохо аранжирована, плохо сделана и банальна. Ну а если такова мелодия, то почему тексты должны быть лучше? Действительно, качество песенных стихов сейчас таково, что написать их может практически каждый[219]. Иное дело — создать волнующие миллионы слушателей строки. Недаром же Дмитрий Маликов жалуется, что сейчас очень трудно найти поэта, который пишет современным языком — понятным и простым. «А ходить по кругу — «улетаю-таю» — не хочется» [2]. Но хуже всего дело обстоит с голосами. Как известно, запись фонограмм делается с помощью мощной техники и профессионалов звукозаписи. Поэтому отсутствие голоса и музыкального слуха у исполнителя не является какой-то проблемой: техника все сглаживает и вытягивает[220]. Сергей Минаев отмечает, что «из тысячи более-менее известных на эстраде фамилий петь могут порядка 10 %» [221].

Итак, налицо большая проблема со словами и с музыкой. А также еще б`oльшая проблема с голосами. А с чем же нет проблем? С желающими стать звездами, с теми, кто готов раскручиваться под фанеру с одной пошленькой песней. А почему бы нет? Ведь «хит» можно сделать, даже если никто (ни композитор, ни поэт, ни исполнитель) не обладает ни талантом, ни профессионализмом.

Не хотелось бы, однако, чтобы читатель подумал, что я против технического прогресса или что я полагаю, будто во всем виноват он один. Попробуем разобраться. Если на компьютере удобнее набирать текст, да еще можно сканировать старый, да еще «скачать» нужные материалы, у пишущего человека освобождается масса времени. Кроме того, он не зависит от машинисток, может сам сверстать свой текст, даже вывесить его в Интернете, помимо издателя. Все это хорошо. Но ведь профессионализм никто не отменял. И если, например, студент «скачивает» курсовую, даже не перечитав ее, то он просто халтурщик и бездельник, который пользуется возможностями технического прогресса. А если кто-то вывешивает в Интернете чистый бред и считает себя писателем, то уж лучше бы он отнес это в издательство, где рукопись завернули бы.

Таким образом, при любом прогрессе нужно учиться, посвящать огромные усилия тому, чтобы стать профессионалом. Ведь уже в древности было понятно, что «недостаток умения — тягчайший грех мастера». Настоящий же мастер видит свои ошибки, даже если их не замечают критика и зрители. Профессиональная гордость не позволяет делать плохо. Сейчас, к сожалению, наблюдается заметное ослабление этого чувства профессиональной гордости.

Важнейшей причиной такого упадка является необходимость увеличивать количество продукта, который по определению не может делаться быстро. Например, многие писатели, выпускающие по роману в месяц, не имеют времени даже перечитать то, что они накропали. Вероятно, они хотели бы больше работать над текстом, но от них требуют: «Давай, давай, быстрее!» То же касается и «мыльных опер». Как можно снять качественно сотни серий? И постепенно люди сами перестают ценить профессионализм. Даже если появляется возможность тщательно работать над вещью, они уже утратили такой навык.

Вторая, тесно с этим связанная причина — ориентир на зрителя и читателя с низким вкусом. Работая над этой книгой, я неожиданно открыл, что еще Лермонтов дал блестящее объяснение пробивной силе низкопробного искусства. В его стихотворении «Журналист, читатель и писатель» Журналист признается:

Но верьте мне, душевно рад
Я был бы вовсе не браниться —
Да как же быть?.. меня бранят!
Войдите в наше положенье!
Читает нас и низший круг:
Нагая резкость выраженья
Не всякий оскорбляет слух;
Приличье, вкус — все так условно;
А деньги все ведь платят ровно!