Звезды без пощады

Хитрова откинула полог, наклонившись, вошла в синий сумрак. Расстелено три спальника, рюкзак в углу и сумки черт знает с чем. Чья-то куртка на искусственном меху. Сверху на веревочке свисал фонарик и картонный ароматизатор, которые вешают в машинах. Зачем араматизатор, перебить запах несвежих носков? Ни разу не помогает — воняет до тошноты. Она нашла взглядом источник неприятностей: берцы с торчащими из них вонючками, выставила из палатки и опустилась возле спортивной сумки, накрытой глянцевым журналом. В этом сумрачном уголке проклятого мира, печатное издание с Земли, был единственной вещью, которая привлекла внимание. Сумки, рюкзаки, одежда, спальники не в счет: они словно были здесь всегда. Они больше не ассоциировались с родной планетой — стали неотъемлем атрибутом этой пещеры, такими как растительность в биотронах, промозглый холод, фиолетово-синие тени и идущая по пятам смерть. Хитрова взяла журнал, спец выпуск «Geo» от 19 июля. На обложке крупными буквами «Апокалипсис через 20 дней?!». Дотянувшись до фонарика, щелкнула кнопкой, и развернула журнал на передовой статье. На красочной иллюстрации астероид в огненном ореоле тонул в земной атмосфере. Ниже небоскребы Нью-Йорка скорбно застыли перед взметнувшейся до небес волной. Статья оказалась глупая. Профессор Эмиль Синити старательно доказывал, что все страхи по столкновению Головы Горгоны с Землей необоснованны, а расчеты американских обсерваторий — чистая фикция, завязанная с чьими-то экономическими интересами. Дурацкая статья, наиглупейшая, но Светлана заставила себя читать. Может быть, ровные журнальные строчки перед глазами помогут отвлечься и реже вспоминать пережитое час назад: то Иришу, висевшую на конце жгута в трех метрах над землей, то Сержа, уложенного и завернутого рядом с телом лучшей подруги. Только читать не получилось. Буквы плыли вверх-вниз, в голову лезли мысли, холодные и скользкие как змеи.

Когда в палатку просунулся Гудвес, на часах была почти полночь. Время как раз удобное для появления вампиров и прочей нечестии. Свою куртку, похожую на черные кожаные крылья, сбросил у входа, и оскалился, ставя на пол полиэтиленовой пакет, звякнувший стеклом.

— Что пить изволите? — с фальшивой обходительностью осведомился он. — Шампанское, виски, коньяк?

— Ничего, — Света отодвинулась в угол и поджала ноги.

— Ты это, девочка, брось. Тяжелый день был у меня. Столько всего навалилось, башка набекрень. Оттянуться хочется, и за знакомство по-хорошему надо накатить, — он принялся выкладывать бутылки, консервы и стаканчики.

Поглядывая на Хитрову, облюбовал сам: откупорил шампанское и бутылку водки, вскрыл банку с ветчиной, разбросал конфеты. Потом подсел к Светлане, протягивая стакан с еще не осевшей пеной.

— Сказала — не буду, — Хитрова отвернулась к брошенному журналу.

— Слышь, принцесса, что будешь, а чего не будешь, решаю я. Не надо мне портить настроение, — он взял ее руку, втискивая между сжатых пальцев стаканчик.

— Пожалуйста, будь человеком, — Света отставила шампанское подальше, чтобы не перевернуть ногой. — Я сегодня потеряла двух близких людей. Мне волком выть хочется, а не Советское полусладкое с конфетками.

— Это кого ты потеряла? Лужка? Ну-ка на меня смотри, — он повернул ее лицо к себе. — Гнидного сученка, который профессора на нож привел и тебя под пули ставил? Туда ему и дорога! Нет его больше! Понятно? — Гудвес дернул ее за подбородок. — Его нахрен нет! Для тебя здесь только я.

— Для меня здесь больше никого нет! — прошипела Хитрова, отдирая его ладонь от лица и пытаясь отвернуться. Не то, что она не могла вынести его зеленовато-болотных глаз, пожирающих ее как грязная трясина, просто пивной перегар изо рта администратора был отвратителен. Да и рожа его: у конченых бомжей обычно получше.

— Ты чего-то не поняла, сучка? Или ты не умеешь по нормальному? — Гудвес схватил ее за край куртки и дернул молнию вниз.

— Пожалуйста, как человека прошу, оставь меня! — Света попыталась справиться с его жилистыми руками. Бессмысленно, конечно. Все равно, что пытаться остановить покатившийся по наклонной вагон.

— Ты, что прешься, когда тебя уговаривают? Принцесса, да? — он отвесил ей пощечину, наотмашь со всей дури. И принялся стаскивать куртку, с сопением приговаривая: — Раздевайся, сучка. Раздевайся, бля!

С ее джинсами Гудвес повозился, но все-таки содрал вместе с кроссовками. Потом, став перед ней, медленно спускал свои брюки, поглядывая то на голые ноги рыженькой стервы, то на ее личико, пылающее, словно пятно жертвенной крови. Раздевшись, он подхватил бутылку шампанского, встряхнул ее и вылил пенной струей на Светлану.

Хитрова сидела, зажмурив глаза и ощущая боль от унижения и холод. Еще неприятнее мокрого, стылого спальника оказалось прикосновение ног этого ублюдка. Когда Гудвес взгромоздился на нее, она не могла позволить себе закричать — незачем всяким скотам дарить лишнее удовольствие — и только беспощадно покусывала губы.