И я прошла с ней в комнатку для избранных персон. Для администрации. На пороге я обернулась и сказала им обеим — и «шефе», и кладовщице:
— Я завтра приду с утра. Без меня — не разделывайте мясо. Я хочу его сама посмотреть и взвесить. А также масло. В кашу, утром — не закладывайте без меня. И сегодня на ужин — я тоже приду, масло заложу в кашу. И порционное масло — взвешу. Имейте в виду.
ГЛАВА 3
Светлана Сергеевна прошла к столу впереди меня. Светлана Сергеевна — красивая женщина. Высокая, белокурая. Ей — лет около пятидесяти, и характер у неё твёрдый. Твёрдый — в том смысле, что эта женщина всегда твёрдо знает, что ей нужно.
Это не значит, что она всегда следует к своим целям твёрдо и прямолинейно. Нет. Иногда она подбирается к тому, чего хочет, очень мягко. Она мягко стелет, но спать бывает — по-разному.
Частенько воспитатели приходят ко мне поплакать, «от Светы», или мерить давление — после разговоров с нею.
Болтают про неё, что ей самой очень хочется быть директором. Но я, обычно, не прислушиваюсь к этим разговорам
— Правильно вы их, правильно! — сказала «старшая», когда мы остались за столом вместе, вдвоём. — Правильно вы их, Наташа. Давно пора их пошерстить. Совсем уже за-воровались.
— Я раньше как-то и не думала, что так всё ужасно... Самой противно... — Я не могла успокоиться после своих резких слов. Тяжело они мне дались... Не умею я требовать, не умею...
— Правильно, ты раньше их почти не проверяла, — продолжала «старшая». — Ни кухню, ни кладовую.
— Да ведь не было же такого безобразия. Нет, ну брали, конечно...
— Брали, и брали всегда...
— Брали. На ведь и порции не были такими страшными.
Правильно, — сказала старшая. — Времена были другими. Всего было много, и всем хватало. И нашим, и ва вашим. Хватало — и приготовить вкусно, и в карман положить щедро. А теперь — время другое. Им хочется в кар ман так же щедро класть, как и раньше, а нету. Вот они и начали тянуть от детей, напрямую. И это происходит уже давно.
— А я — как-то и не видела... не замечала...
— А вы, Наталья Петровна, простите меня за прямоту, всегда ходили по интернату — в розовых очках. Или — в голубых. Или уж — не знаю, в каких. Вы же из них...
— Из кого?
— Сами знаете, из кого. Из тех, кому «положено». Это мне — что когда перепадёт, а вы? Вы ведь, сознайтесь... в доле?
Мне стало страшно. Всё, что говорила старшая, было правдой. Я «дружила» со всеми и розовые очки не собиралась снимать. Мне было тепло, уютно и сытно в них, в моих розовых очках.
И доля у меня была, доля не малая — плата за мои розовые очки...
— Вы же знаете, Светлана Сергеевна... Да, вы правы... Только это всё — в прошлом. Кажется, мои розовые очки дали трещину.
«И потом, я же крестилась год назад, — подумала я про себя. — Стала книги читать, писания святых. Вот какая у меня подготовка была — для снятия розовых очков».
— Есть десять заповедей, — сказала я, •— и одна из них: «не укради». Короче, я уже несколько месяцев не в доле... Поэтому я могу теперь их проверять. Никто уже не может мне тыкнуть в нос, что я сама беру.
— Ну что ж, удачи вам. Удачи тебе, Наташа.
— Давайте вместе! Ведь вы — тоже имеете право! И закладку проверять, и выход готовой продукции. Если нас будет двое, мы уже будем — такая сила!
Светлана Сергеевна посидела немного, отставив от себя тарелку с недоеденным, очень жирным и вкусным пловом, положенным из особой кастрюльки. Потом она как-то особенно посмотрела на меня и сказала.
— Я — не могу пока. В прямую борьбу я пока не могу вступить. Но я твой союзник, Наташа. Если что, я поддержу. Потом, ты ведь должна главное понимать. Рыба гниёт с головы. С головы! А ты и она — это разные весовые категории.
Я посмотрела на Светлану Сергеевну. Она впервые говорила со мной об этом. И она была права.
— Ты должна это понимать, если хочешь добиться чего-нибудь.
— Я особо ничего не хочу добиваться. Чтоб не воровали в наглую, только и всего. Чтобы плов не был таким страшным, как сегодня. Я не собираюсь никого свергать
с пьедестала.
— Ну-ну. А кто будет это определять: в наглую они воруют, или не в наглую? Или ты думаешь, что можно вылечить хвост, не откручивая головы?
Теперь уже пришла моя очередь смотреть на Светлану Сергеевну. Мои розовые очки трещали...
Светлана Сергеевна поднялась и величественно пошагала из кухни.
— Девочки, спасибо! Большое спасибо! Всё очень вкусно! — сказала она таким же, как и до обеда, бодрым и радостным воспитательским голосом.
— Спасибо... — буркнула и я, себе под нос, и побежала в своё, медицинское крыло.
ГЛАВА 4
Все эти тайны «мадридского двора» были мне, признаться, не по нутру. Всё-таки хорошо, что я врач, и у меня есть моё дело, в котором отсутствуют подобные сомнения и колебания. Я пошла смотреть больных в изоляторе.
Там у меня лежали трое. Двое — с бронхитом, и одна девочка с высокой температурой, и болями в животе. Её положили утром, без меня. Воспитательница привела.
Я начала с этой девочки, с Анютки. Боли были не сильными, и пока — совершенно мне неясными. Аппендицит? Нет, не похоже. Симптомов раздражения брюшины не было.