Звезды Эгера

Четверть часа спустя караульные с башни сообщили, что ближняя часть полукружия турецкой рати достигла Пестрых ворот.

Из охраны, сопровождавшей госпожу Балог, галопом примчался всадник.

— Господин лейтенант Фекете спрашивает, как ему быть: прорываться через турецкое войско, чтобы провезти даму?

Добо взбежал на башню и увидел тьму турецких латников вокруг ворот и выстраивающихся позади них асабов.

— Нет!

Он остался на башне и, приставив руку козырьком к глазам, смотрел на север.

— Ребята, — обратился он к солдатам, стоявшим на башне, — а ну, у кого из вас зоркие глаза? Гляньте-ка туда, в сторону Фелнемета.

— Едут несколько всадников, — ответил один из солдат.

— Двадцать, — сказал другой.

— Двадцать пять! — возразил первый.

— Едет Лукач Надь! — крикнул Мекчеи с Церковной башни.

Это был в самом деле Лукач Надь, лейтенант, выехавший на разведку к туркам. Какого дьявола, где же он пропадал столько времени? И как ему теперь въехать в крепость?

Всадники неслись как на крыльях ветра.

Поздно, Лукач Надь. Турки стоят у ворот!

А Лукач Надь еще не знал об этом. Он съехал с холма и поскакал прямо к Пестрым воротам. Только тогда заметил он турецкую конницу, резко дернул поводья, и маленький его отряд мигом повернул к Бактайским воротам.

Там турок еще больше.

— Что, брат Лукач, видит око, да зуб неймет? — насмешливо сказал Золтаи.

— И вот ведь досада: у ворот-то не пешие, а конные турки стоят! — сказал Добо, топнув ногой. — Лукачу не прорваться.

А Лукач смотрел на крепость, почесывая за ухом.

Витязи со стен махали ему шапками.

— Айда, Лукач, коли не боишься!

Вдали вдруг пестрыми пятнами замелькали кони — целая сотня акынджи пустилась в погоню за Лукачем Надем.

Но и Лукач не спит, он поскакал вперед со своими двадцатью четырьмя всадниками. Поначалу еще видны были кони, но они быстро скрылись из глаз. Лишь два облака пыли, взлетая над тополями, понеслись к Фелнемету.

10

На другой день было воскресенье, но эгерские колокола молчали.

Крепость и город были обложены турками.

На горах и холмах пестрели тысячи шатров — красные, белые, а иные зеленые, синие или желтые. Солдатские палатки были похожи на согнутые пополам игральные карты. А для офицеров поставили восьмиугольные высокие и красивые шатры. На золотых шарах бунчуков играли лучи солнца, ветер трепал стяги с полумесяцем. На Фелнеметском лугу, на Киштайском поле и повсюду, где растет трава, паслись тысячи коней. В речке купались буйволы и люди. Шумело, гудело людское море. То тут, то там вынырнет из него верблюжья голова или белая чалма верхового офицера.

В этом многоцветном волнующем океане скалистым островом возвышалась Эгерская крепость. У подножия ее — городок Эгер, окруженный частоколом, а с востока поднимался Кирайсекеский холм, напротив которого и возвели самую высокую стену.

Добо вместе со своими офицерами снова поднялся на плоскую кровлю вышки. Хорошо, что король Иштван выстроил две дозорные вышки, с них теперь хорошо видно, как турок устанавливает свои пушки.

Позади крепости раскинулась большая поросшая травой круглая поляна, величиной с половину будайского Вермезе.[77] За нею рдела листва виноградников, покрывавших живописный холм. Вот на этот холм и втащили турки три стенобитные пушки.

Они даже туры не установили для прикрытия пушек и не отвели подальше тридцать буйволов, притащивших орудия, а пустили их пастись под холмом. Теперь возле пушек видны были только верблюды, нагруженные черными мешками.

— Кожаные мешки, — пояснил Добо. — В них турки порох держат.

Прямо на глазах крепостного гарнизона сновали низкорослые топчу в красных тюрбанах. Пушки пока еще молча разевали на крепость свои черные пасти. Порой топчу-баша, присев на корточки, оглядывал пушки, потом наводил их налево, направо, вверх, вниз.

Одна пушка была наведена на вышку башни, вторая на среднюю — северную башню, прикрывавшую дворцы.

— Видите, как он целится? — спросил Добо. — Не дулом, а задом пушки.

Какой-то солдат-пушкарь просунул голову в дверь вышки.

— Господин капитан!

— Иди сюда! — ответил Добо.

Парень взобрался наверх. С опаской поглядел на турецкие пушки, потом стал навытяжку.

— Господин капитан, — сказал он, — сержант Балаж спрашивает: можно нам выпалить в ответ?

— Скажи, пусть не стреляет, пока я не прикажу. Потом возвращайся обратно.

Топчу продолжали заряжать три зарбзена[78]: железными шестами с прибойниками заталкивали им в брюхо порох.

— Так и хочется пальнуть! — горячился Мекчеи. — Не успели бы они приготовиться, как уже разлетелись бы вдребезги.

— Пусть позабавятся, — спокойно ответил Добо.

— Стукнуть бы их как следует! — запальчиво сказал Иов Пакши, брат капитана Комаромской крепости.

— У меня тоже руки чешутся, — пробормотал Борнемисса.

Добо улыбнулся.

— Поглядим, как они стреляют.

Турки уже забивали пыж в глотку зарбзена. Шест они держали вчетвером и по команде толкали в пушку.

— Вот черти басурманы! — затрещал Цецеи. — Голубчик капитан, ну для чего эта пушка?

— Старый друг мой, неужто и вы против меня? Завтра узнаете, почему я не стреляю.