Звезды Эгера

Янош и сам был в раздумье. Он уже перекинул через плечо мешки и поил коней.

Тулипан, заметив беспокойство жены, гордо выпрямился.

— Я, душенька моя, пойду. Провалиться мне на этом месте, коли не пойду! Вино ты и так даешь раз в год по обещанию, да еще и упрашивать приходится. Нехорошая ты женщина!

Тетушка Тулипан даже в лице переменилась.

— Ведь турки угонят вас, коли увидят!

— Ну и что ж?

— И вы покинете меня и своих малых детишек, красавцев этаких. О, боже милостивый!

— Так ты же не даешь мне вина. А в прошлый четверг еще и побила.

— Дам, муженек, вина, дам сколько захотите, только не покидайте меня, душа моя!

И она расплакалась.

— Ладно, но помни свое обещание. Барич — свидетель. Я только провожу его и вернусь. Но чтоб потом вино мне было!

— Всегда теперь будет!

— А дашь вина вволю, я и пьяным не буду никогда. Потому и напиваюсь, что думаю: вот завтра она не даст…

Тетушка Тулипан понемногу успокоилась. Собрала еду. Проводила мужа до ворот со слезами на глазах и смотрела на него с такой тревогой, что Тулипан растаял от радости.

Янош проводил их до лесной чащи. Там они спешились. Слуга повел коней обратно в деревню, а Тулипан с Гергеем дальше пошли пешком.

Скала, на которую они взобрались, и по сей день благополучно стоит у дороги. Она раз в пять выше человеческого роста. С вершины ее виден был весь большак до той дикой груши, где спрятался отец Габор.

Турок наломал с деревьев охапку густолиственных веток и устроил заграждение. Им было видно все, а снизу никто даже заподозрить не мог, что на скале прячутся люди.

— Давай и тут понатыкаем веток, — предложил Гергей. — С северной стороны.

— Зачем?

— А если султан проедет, мы повернемся в ту сторону и будем смотреть ему вслед.

Всходило солнце. Роса алмазами осыпала лес. Заиграли на своих свирелях дрозды, заворковали горлицы. Вдруг вдали, со стороны Печа, в клубах пыли появились первые всадники.

Длинное облако пыли растянулось по всей дороге до самого города. Но вот в нем замелькало наконец знамя цвета красного перца. За ним еще два знамени, потом пять и еще много знамен и флагов. Позади знаменщиков скакали на арабских конях солдаты в высоких тюрбанах. Кони низкорослые, так что ноги иных всадников почти касались земли.

— Гуребы, — объяснял Тулипан, — они всегда едут впереди. Это не настоящие турки.

— А кто же?

— Арабы, персы, египтяне — всякий сброд.

Оно и заметно. Даже одежда у них была разношерстная. На голове у одного сверкал шлем с огромным медным гребнем. Нос у гуреба был отрезан. Видно, что этот вояка уже побывал в Венгрии!

Второй полк — загорелые люди в синих шароварах — выступал под белыми стягами с зеленой полосой. Судя по лицам, ночью все они вдоволь наелись и напились.

— Это улуфеджи, — сказал Тулипан, — наемники. Войсковая охрана. Они сопровождают и воинскую казну. Видите пузатого дядьку с разбитым лбом, на груди у него большие медные пуговицы?

— Вижу.

— Его зовут Турна — по-венгерски «журавль». Да только вернее было бы прозвать его свиньей.

— А почему?

— Я видел однажды, как он ежа съел, — сказал Тулипан и сплюнул.

Затем проскакал новый полк, под желтым стягом. Оружие всадников сверкало еще ярче, чем у остальных. У коня одного аги грудь была защищена серебряной кольчугой.

— Это силяхтары[16], — сказал Тулипан, — тоже наемники. Эх, мерзавцы, висельники! Прослужил я у вас два года! — И он засмеялся.

Затем под красным флагом проследовали сипахи[17], вооруженные луками и колчанами. Офицеры их были в панцирях, на поясах у них висели широкие кривые сабли. Вслед за сипахами проскакали татары в островерхих колпаках. Жирные лица, кожаные доломаны, деревянные седла.

— Тысяча… две тысячи… пять тысяч… десять тысяч… — считал Гергей.

— Да будет вам считать-то! — махнул рукой Тулипан. — Их двадцать тысяч наберется.

— До чего же некрасивый, скуластый народ!

— Турки их тоже терпеть не могут. Они ведь конскими головами питаются.

— Конскими головами?

— Голов, может, на всех и не хватит, но одна непременно лежит на середине стола.

— Вареная или жареная?

— Будь она вареной или жареной, еще куда ни шло, а то ведь сырая. Эти псы даже новорожденных не щадят. Они вырезают у людей желчный пузырь.

— Не рассказывайте такие ужасы!

— А если это на самом деле так? Они, видите ли, считают, что если утомленному коню намазать десны человеческой желчью, то у него всю усталость как рукой снимет и он сразу наберется сил.

Гергей, смотревший сквозь ветки, с ужасом отпрянул.

— Видеть их не хочу! — сказал он. — Разве это люди?

Но Тулипан продолжал смотреть.

— Едет нишанджи-бей! — произнес он минут пятнадцать спустя. — Это он проставляет на грамотах с печатью вензель падишаха.

Гергей глянул вниз и увидел длинноусого важного турка с щучьей физиономией. Он ехал между солдатами, кичливо восседая на низкорослой лошадке.

Затем проследовал дефтердар — седой, сгорбленный араб, казначей султана. За ними, окруженный воинами, скакал всадник в длинном желтом кунтуше и высоком белом колпаке. Это был казаскер — главный военный судья. Позади них ехали чазнегиры — главные стольники — и отряд телохранителей. Все они блестели золотом.