Звёзды ещё горят

Стелла закрыла глаза и открыла их будто бы только в следующей жизни: она стояла перед зеркалом в узкой каморке для персонала и вглядывалась в своё круглое лицо с мягкими щëчками, вздëрнутым носом, губами бантиком и ясными, холодными голубыми глазами – не за них, конечно, к ней некогда привязалось прозвище, а за блондинистые, длинные волосы, всегда немного завивающиеся на концах. Сейчас она беспощадно заплетала две косы, чтобы потом заколоть их в гульки и надеть темно-красную шапочку в цвет фирменного поло кафетерия, в котором она подрабатывала после пар. На ней униформа сидела не совсем так, как на других работниках, из-за её покатых плеч, среднего размера груди и округлых бёдер, которые некогда в детстве были объектом для насмешек. Размышляя об этом, Стелла пришла к выводу, что на самом деле детям неважно, за что ненавидеть, они просто выбирают то, что выбивается из «такого, как у всех», и начинают придираться. Дети вырастают, а травмы – они бледнеют, как шрамы, которые навсегда останутся на коже твоей души.

– Ты просто прелесть, Стелла! – В коридоре её встретила воркующая по телефону Олеся в чëрной униформе менеджера. Её строгие черты лица никогда не сочетались с тоном. Она была из тех людей, чей голос совсем не подходил внешности, вызывая диссонанс. – Рита приболела, а заменить её было некем. Я так рада, что у нас есть такой золотой человек, как ты!

И Олеся убежала по коридорам решать какие-то очень важные вопросы кафе. Стелле не нужно было ничего отвечать и даже прощаться, потому что Олеся – себе на уме: она, вероятно, уже все решила в голове, сделала выводы и потеряла интерес. Очень удобно.

Первое, что её встретило, когда Стелла вышла в главный зал, где и кипела вся жизнь, – так это богатый запах кофе. Само кафе было небольшим, интерьер выдержан в стиле гранж: стены с голым серым кирпичом, местами обклеенным трескающейся плиткой, голые чëрные трубы над головами, деревянный пол и разного рода завлекающие вывески на стенах. Самым завораживающим, наверное, был прозрачный бокс, в котором помещалась та часть кухни, на которой пекли выпечку. Посетителей так и завораживал процесс, как мужчины и женщины месят тесто, мнут его, растягивают и снова мнут. Стелла не могла не согласиться: когда она только устроилась, то зависала в созерцании этого чудного действа. Не зря же говорят, что вечно можно смотреть на то, как кто-то работает.

– Здоров!

У барной стойки околачивался её непутевый коллега с непривычным для него мученическим видом. Он поправил круглые очки. «Как у Гарри Поттера», – когда-то съязвила Стелла, на что тот вернул ей шутку про фею Винкс, и оба решили не распалять войну. Светло-карие глаза с деланым интересом окинули её, и Артëмбуркнул:

– Чего такая кислая?

– Декабрь не люблю, – когда он удивлëнно изогнул бровь, Стелла не стала пояснять. – Сам-то выглядишь так, будто одним махом целый шарик лимона заглотнул.

– Не провоцируй меня на неуместные комментарии.

Улыбка шла конопатому лицу больше, чем маска страдальца. Некоторым людям совсем не подходила грусть, наверное, потому что они не умели её искренне выражать, а больше играли социально заданный шаблон.

Несмотря на вечер понедельника, в кафетерии не было отбоя от народу: все столики заняты, официанты снуют туда-сюда, бариста постоянно мучают машинки и шумят кружками, а люди только прибавляются, звеня входным колокольчиком. По правилам, которые Стелла уже давно сдала своему менеджеру по персоналу, официанты были людьми подневольными: им нельзя бездельничать, прекращать улыбаться и выказывать всякий намëк на собственное мнение. В целом Стелла справлялась со всем безукоризненно, кроме пункта с улыбками. Пройдя огонь и медные трубы с негодующей на этот счëт начальницей, ей позволили быть такой, какая она есть, только из-за её «отменного таланта и ловких рук». Как же долго Артëм после этого ржал над ней.

Если считать столики от главного входа со стеклянной дверью и очаровательным панорамным окном, то первые шесть вдоль стены на небольшом возвышении были определены как область деятельности Стеллы: у каждого официанта был свой сектор работы, на который другие не посягали, даже если очень сильно хотелось отвоевать завсегдатая со стабильными чаевыми. Это была негласная этика обслуживающего персонала, которому приходилось выступать одной стеной против вечно недовольного начальства и всех шишек, которые всегда летели в первую очередь в лицо мило улыбающимся официантам. Плохо приготовлена еда – виноват официант, слишком горький кофе – виноват официант, клиент опаздывает, а еда не способна по щелчку пальца материализоваться на столе – виноват, конечно, официант. «Вы – лицо заведения, и вы же – его главный оплот», – воодушевлëнно звучала начальница на сборах персонала. «Груши для битья мы – вот кто», – смеялся всегда Артëм.