Звёзды - это блюдо, которое подают холодным (СИ)

— Человечеству предстоит ещё очень долгий путь, — голос Фау прозвучал необычайно серьёзно. — И я сейчас не про безнадёжное отставание наук и технологий… Я о другом. Люди должны измениться духовно, внутренне, кардинально пересмотреть свою систему ценностей — а такая глубокая трансформация может быть только добровольной. Ни флойды, ни шер-нуа, никто другой не сможет насильно навязать вам эти изменения.

Флойд лёг на спину, заложив руки за голову.

— Вы уже трансформируетесь — но вы в самом начале пути. Должно смениться много поколений, чтобы изменения стали ощутимы и принесли свои плоды.

— Тенри не захотели измениться, — очень тихо сказала Клементина.

— Тенри не смогли, — поправил флойд. — Некоторые мои соплеменники полагают, что и человечество не сможет.

— Из-за того, что мы похожи? — она уже хотела обидеться, как вспомнила про гораздо более важный вопрос, который хотела задать. — Фау, тогда, двести лет назад — почему вы не рассказали людям правду? Или это тоже запрещено?

Флойд перекатился на бок, взял её за руку.

— А ты была бы рада услышать такую правду? — поинтересовался он. — Узнать, что на твоём веку небо будет закрыто для людей? Изо дня в день, из года в год осознавать, что тебе не дожить до начала космической эры. А ведь тогда продолжительность человеческой жизни была гораздо меньше… Я отлично понимаю, Клементина, что ты чувствуешь. Но, поверь, иного выхода не было. Иногда бывает, что выход лишь один.

Она промолчала. В вечернем небе, уже выцветшем до болезненной бледности, но ещё не успевшем как следует потемнеть, появились первые звёзды.

— Почему людям всегда хотелось в космос? — прошептала Клементина, обращаясь скорее к себе самой, нежели к Фау. — Это ведь не просто банальная тяга к экспансии, желание захватить и освоить как можно большую территорию, стать доминирующим видом. В чём же тогда причина? В стремлении к новому и неизведанному? В жажде знаний? В безотчётном страхе не суметь преодолеть земное притяжение, разорвать путы и в итоге навсегда остаться взаперти?

— Мы тоже когда-то прошли через это, — так же тихо откликнулся флойд. — Мы победили сомнения и страхи, познали истину и шагнули к звёздам… А вот тенри так и не сумели победить самих себя. Свою жадность, зависть, агрессию, мстительность, мелочность, неумение прощать. Это делает их смертельно опасными, но вместе с тем в этом их слабость.

Клементина не вполне поняла последние слова Фау: ей тенрийцы виделись какими угодно, но только не слабыми. Она вспомнила бесцеремонную улыбочку Шарка, развязный тон, фамильярный прищур — и в душе горячей волной поднялся гнев.

— Я не отдам нашу Землю никаким тенри, — сердито сказала Клементина.

— Мы не отдадим, — ласково поправил флойд. Скользнул ближе, уткнулся носом ей в макушку, зарываясь в кудри.

— Ты уверен, что он отключил камеры? — озабоченно спросила Клементина, уворачиваясь от поцелуя.

— Уверен. Наши органы восприятия очень чувствительны.

— Камеры же работают совершенно бесшумно.

— Это для тебя бесшумно. А я улавливаю электромагнитные поля… если они есть.

— Ух ты! Понимаю, почему ты так любишь тишину. Я бы, наверное, с ума сошла, если б у меня постоянно что-то зудело в голове… — на этот раз флойд оказался ловчее, и избежать поцелуя не удалось. Долгого, настойчивого, властного. Нечеловечески сладкого, головокружительного, пьянящего.

Внутри всё затрепетало от счастья и любви.

— Фау…

— Я знаю, так нельзя… — простонал он в промежутках между поцелуями. — У людей на этот счёт строгая мораль. У флойдов она ещё строже… Но я больше не в силах сдерживаться. Прости…

Сопротивляться было бессмысленно. Да она и не собиралась — глупо противиться тому, чего жаждешь всей душой, всем сердцем, тому, что, похоже, было уготовано самой судьбой. Здесь и сейчас, на сочной, чуть влажной траве, в самой сердцевине каменного круга, ежедневно осаждаемого назойливыми туристами, под тысячами звёзд тысяч миров, среди которых, несомненно, имелись и обитаемые, не существовало ничего и никого — здесь были только они. И вся предстоящая ночь, долгая тёмная летняя ночь, напоённая ароматами луговых трав и нестихаемым стрёкотом цикад, принадлежала сейчас только им одним. И только три слова[2] были уместны этой ночью, которые можно было шептать, бормотать, кричать, стонать, вопить, повторяя снова и снова: так, чтобы услышали и камни, и ветер, и звёзды — все до единой. Три коротких, древних как мир слова — "Я люблю тебя".

[1] Фраза — дословная цитата из фильма "Пассажиры" 2016 года (прим. авт.)

[2] А на флойдском языке — всего лишь одно (прим. авт.)

15.2

Фау рассеянно наблюдал, как округлая тень от его аэромобиля ползёт по деловито гудящему, по-утреннему суетливому городу. Глядел на проплывающие внизу крыши, парки и дорожные развязки, и думал не о предстоящей встрече с Теолом, а о минувшей ночи.

Он до последнего сомневался, что имеет право так поступать, но когда увидел отражение звёзд в её глазах, все доводы рассудка были тут же сметены неистовым ураганом обуявших его чувств.