В воскресенье мы вместе с сельскими парнями и девчатами привели в порядок хату-читальню, перенесли туда в мешках книги. "Божественные", как назвал некоторые из них Ригор Власович, приказано было никому и не показывать, а продать попу. На вырученные же деньги подписаться на "Известия Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета" и уездную газету "Молот и плуг". Таким образом, отцу Никифору должны были достаться репродукции картин Рафаэля, "Божественная комедия" Данте Алигьери, "Утраченный рай" Мильтона и другие. Я нарушил святую заповедь и, откровенно говоря, утащил все это "божественное" из-под самого носа Полищука...
Из сельсовета принесли еще две подшивки газет, и в тот же вечер хата-читальня была торжественно открыта.
В заключение своей коротенькой речи по этому случаю Ригор Власович сказал:
- Так что, граждане, пролетариат широко открывает двери в культуру и дает вам бесплатно духовную, как говорят, пищу!
На это один мужик заметил негромко:
- Нехай бы лучше он дал нам задарма по стакану рыковки.
Мы никогда не думали, что открытие читальни соберет столько людей. Были здесь и девчата с семечками в подолах, и парубки в поскрипывающих сапогах-гармошках, и степенные мужики в картузах с кожаными козырьками, и даже старые деды.
Я с воодушевлением читал вслух шевченковскую "Катерину". Мужики растроганно сморкались, девчата плакали.
Потом Нина Витольдовна серебристым голоском читала:
...Тятя, тятя, наши сети
притащили мертвеца!
И все шло хорошо, пока мы, выпроводив гостей, не стали наводить порядок в читальне.
Такую мелочь, как полпуда шелухи от семечек, мы и не замечали. А бросилось в глаза то, что нас всех очень огорчило. Исчезли обе подшивки газет и десятка два книжек. Только присутствие наших очаровательных дам заставило меня сдержаться от энергичных высказываний.
Ну и ну! Что тут поделаешь!
На следующий день пожаловался я председателю:
- Мы же всех просили: когда берете читать, записывайтесь!
Ригор Власович от досады крякнул:
- Вы, Иван Иванович, должно, с неба свалились! Да кой там черт их будет читать?! На курево разобрали! Стихия!
- Так что же делать?
Ригор Власович долго думал. Потом улыбнулся одними глазами.
- В кооперации залежалась папиросная бумага. В таких вот книжечках. "Колокол" называется. По пятаку или по шестаку*. Так выдавайте книжки тем парубкам, которые покажут с десяток "Колоколов".
_______________
* Ш е с т а к - три копейки.
- Тогда не станут ходить в читальню.
- Пойдут! Еще как! Девчатам читайте шевченковские "Катерину", "Тополь" да еще "Безумную" - так они и про ужин забудут. А от парубков отбою не будет. И только тех пускайте, кто книжки будет читать. А чтобы не искурили их, сукины дети, так пускай накупят "Колокола". Вот так.
Мы не вмешивались в дела нашей кооперации. Но на следующий день, прежде чем разложить книжки и газеты, я предупредил парней: если они не будут читать, то нечего им сюда и показываться.
Парни загудели, но я их угомонил - девчата, мол, обойдутся и без них.
- И вправду! Как же! - лукаво поддержали меня девушки.
Возмущенные парубки двинулись из читальни, а Евфросиния Петровна начала читать кулишовскую "Орисю".
Слушательницы то и дело оглядывались на окна, в которых торчали расплюснутые рожи парней. Те громко кашляли, вызывая своих подруг.
- Ярина! Эй, поди сюда! Что-то скажу!
- Манька, бери зонтик да пойдем на леваду читать! Гага-га!
- Одарка, иди, начитаю тебе романа на возу! Ха-ха-ха!
Девчата ежились, прыскали, но выходить не решались.
Я погрозил пакостникам пальцем, но это еще больше развеселило их.
- Иван Иванович, - кричали мне, - ваша хата горит!
Тогда я достал карандаш и, нацеливаясь им в расплющенные на стекле рожи, начал записывать фамилии.
- Удирай! Записывает!.. - и парубки затопотали сапогами куда-то в темень.
Только после этого смогли мы спокойно читать. Я до сих пор вижу широко раскрытые от восторга карие, серые и голубые глаза-звезды наших юных слушательниц. Сколько счастья, радости и неподдельного страха было на лицах молодых представительниц лучшей, так сказать, половины рода человеческого. Парубки, конечно, испортили бы все впечатление дерзкими репликами, насмешливыми и двусмысленными замечаниями, а сейчас было настоящее чувство, внимание, искренняя вера в достоверность всего написанного.
И учительницы, и я чувствовали себя счастливыми. Сколько сердец открылось нам добротой своей и лаской!..
А где-то неподалеку, на улице, парубки горланили песни. С присвистом, переиначивая слова на похабщину.
- Вот проклятые бугаи! - возмущались девушки. И жались друг к дружке, и не было среди них сейчас ни зависти, ни соперничества - чувствовали только плечи добрых сестриц...
Гонору парней хватило ненадолго. В раскрытых дверях показался один, видимо, разведчик. Стоит, опершись о косяк, руки в карманах, облизывает губы, поглядывает на девчат.
Я делаю знак Евфросинии Петровне, и она прекращает чтение.
- Ну, так что скажешь, Петро?
Парень пожимает плечами и улыбается - немного глуповато, немного насмешливо.