Звезды князя

Потихоньку дети начали говорить, но я их не понимал – между собой они общались по-эльфийски, а я этого языка не знаю. При том что большая часть разведчиков состояла как раз из представителей этой расы, в крайнем случае полукровок. Дело в том, что правительством земель пропагандировалось внедрение всеобщего языка для общения, который и впрямь оказался очень простым и в то же время емким. Между собой, иногда, довольно редко, эльфы говорили на эльфийском, чтобы не забыть корни свои, но меня в такие беседы, как правило, не вовлекали, и целенаправленно учить язык мне совершенно не требовалось.

Пару месяцев назад этой компании детишек надоело со мной общаться знаками и жестами. Девочка сердито топнула ногой, показала, чтобы я ложился на траву и не шевелился. Надо сказать, по части всяких игр эльфята оказались большими выдумщиками. Боевым конем, стражем леса, бобром, строящим хату, или белкой, таскающей орехи в шалашик для своих бельчат… кем я только не побывал. Вот и в этот раз подумал, что мне уготована роль кого-нибудь наподобие змея или ящера. Однако все было проще и сложнее одновременно. Очень быстро проросший вьюнок с шипами охватил мою голову и слегка сжал. Шипы укололи, но не больно, и я провалился в сон. Сон во сне – что может быть смешнее? Однако, проснувшись, я с удивлением понял, что теперь прекрасно понимаю детей. В то же время осознал, что словарный запас у меня… соответствует детскому. Получается, эльфята каким-то образом передали мне свое знание языка. Это было удивительно и очень интересно.

И что только не приснится. Причудливые образы и сюжеты создает наша фантазия, когда критик-разум спит.

Правда, еще удивительнее то, что хоть и через пень-колоду, но после того сна я вдруг стал понимать эльфов. Далеко не все, поскольку словарный запас у меня был очень небольшой. Прямо… детский. Сон тут, может быть, совсем ни при чем. Вполне возможно, что за годы тесного сотрудничества с эльфами, часто слыша их речь, когда они порой собирались вместе в казарме или под деревом, не обращая внимания на присутствующих, говорили о чем-то на своем языке, смеялись, огорчались, жестикулировали… я постепенно волей-неволей нахватался подспудно. Потом р-раз! И стал понимать.

Правда, говорить, тем более почти петь, на эльфийском при моем-то грубом и отнюдь не искалеченном вокальными упражнениями горле представляется задачей неординарной. Может, в хор какой поступить – пусть меня научат? М-да.

В кабинет подполковника Скорсилли нерешительно вошел адъютант, прямой, будто копье орка, с круглыми от изумления глазами, и застыл на пороге, словно начисто забыл, где он и зачем вообще сюда приперся. Весь его облик выражал полнейшее непонимание ситуации.

Скорсилли оторвал взгляд от бумаг и с недовольством посмотрел на подчиненного.

– Лейтенант! В чем дело? К вам явился дух нашей княгини и просил записать ее на прием ко мне?

– Никак нет… то есть да… то есть не дух, а… Господин подполковник! Майор Даркоф просит его принять.

– Как ты сказал? Просит?! Приня-а-ать?!

Подполковник от удивления выронил бумагу, которую перед этим читал.

– Да, господин подполковник! Он тут. В приемной.

– Ну раз просит – примем. Зови.

Адъютант выскользнул за дверь, и через полминуты в кабинет чуть ли не строевым шагом зашел майор.

– Разрешите обратиться, господин подполковник?

– Дар, ты не заболел? Что с тобой? – спросил Скорсилли с искренним беспокойством. Он вышел из-за стола и подошел к застывшему в дверях другу. – Я уже привык, что ты никогда не спрашиваешь, занят я или свободен. Всегда чуть ли не ногой дверь в мой кабинет открываешь. Что на тебя нашло? Что-то случилось?

– Да, господин подполковник, случилось. Разрешите?

Даркоф деревянной походкой прошел мимо Скорсилли к столу и выудил из кармана кителя плоскую бутылку страшно дорогого вина из подвалов самого императора гоблинов. Как такая редкость попадала на стол богатых гурманов – простым людям неведомо. Только высшим чинам разведки и старейшинам княжества. Однако никакого предательства. Просто взаимовыгодный обмен. Как говорится: «Ничего личного. Дело есть дело!»

Поставив бутылку на стол, майор не стал заморачиваться поисками штопора – коротким движением загнал пальцем пробку внутрь бутылки. Скорсилли слегка поморщился от такого варварского отношения к элитному напитку – и разлил вино по стаканам, взяв два с подноса от графина с водой.

– Выпьем, – все так же, не поворачиваясь к подполковнику лицом, майор влил в себя стакан, словно дешевое пойло.

Скорсилли пригубил и поставил стакан на стол.

– Ты можешь, наконец, сказать мне, что случилось? И что здесь происходит?!

– Случилось? Мно-о-о-о-гое случилось. – Майор пошатнулся и оперся руками о спинку стула. Только теперь стало видно, что он пьян. В стельку, в сосиску, в драбадан и… как сапожник. – А происходят здесь, господин подполковник, поминки. Вот что, господин подполковник, здесь происходит!

Несмотря ни на что, майор говорил довольно четко и ясно. Тем не менее подполковник не узнавал своего друга, всегда спокойного и холодного, словно айсберг.

– У тебя умер кто-то из близких?