Звезды комбата

Пушков тщательно проверил документы автоматчиков, но ему все еще что-то казалось подозрительным: «Рядом передовая, идет бой. Ночь. Рыбалко, наверняка, еще где-то далеко. И вдруг подавай Хохрякова!»

Подошел комбат.

— В чем дело?

Пушков шепотом объяснил.

— Где генерал-полковник? — спросил комбат прибывших.

— Здесь, в Ченстохове, в доме через улицу.

— Хорошо, пойдемте!

— Мы с вами! — Пикалов, Пушков, Козлов, Агеев, другие офицеры, кто был рядом, поправив на ремнях пистолеты, плотно окружили комбата.

Хохряков от души засмеялся, потом серьезно произнес:

— Спасибо, ребята. Ты, Володя, ты, Миша, и ты, Вася, — со мной. Остальным — по местам.

Четверка офицеров вслед за автоматчиками направилась на соседнюю улицу, а остальные, немного отстав, с оружием наготове, продолжали сопровождать командира к дому, где, по утверждению незнакомых автоматчиков, остановился Рыбалко.

У самого дома первая группа была неожиданно освещена лучом карманного фонарика. Звякнуло оружие часовых:

— Стой! Кто идет?

— Свои.

Один из автоматчиков, вытянувшись по стойке «смирно», четко доложил офицеру, вышедшему на оклик охраны, о выполнении задания.

— Вольно! Вы свободны! — офицер, в котором Хохряков узнал адъютанта П. С. Рыбалко, отпустил посыльных. — А вас прошу в дом, товарищи командиры. Генерал ждет.

Павел Семенович встретил гвардейцев у порога ярко освещенной комнаты. Командарм был при всех орденах.

Хохряков, пока Рыбалко шел к нему с распростертыми объятиями, успел заметить на мундире командарма орден, очень похожий на монгольскую награду, полученную им за Халхин-Гол.

Стиснув рослого Хохрякова, Павел Семенович целовал его и приговаривал:

— Вот это гвардейская работа! Ай да наломали, ай да нарубили, ай да нажгли! Местами мы не могли на «виллисе» по шоссе проехать, кое-как обочинами пробирались. Ах, молодцы какие! Вот что при умелом руководстве может совершить танковый батальон!

Отпустив, наконец, майора, Рыбалко, казалось, лишь теперь заметил всех остальных.

— А кто это с тобой? — спросил он.

— Мой заместитель по строевой Василий Иванович Козлов.

— Почти как Чапаев! — пошутил Павел Семенович, обняв и поцеловав Козлова.

— Это начштаба Михаил Григорьевич Пушков. А это парторг, он же замполит Владимир Андрианович Пикалов.

— И все капитаны! Капитаны сухопутных бронированных кораблей, — шутил командарм, обнимая и целуя Пушкова. — Комиссар, значит? — спросил Павел Семенович, принимаясь обнимать и целовать Пикалова.

— Так точно, товарищ командующий!

— Спасибо тебе, что высокий боевой дух воспитываешь в людях, в их мыслях и чувствах.

— Не только я — все коммунисты во главе с командиром, товарищ командующий. Он-то больше моего комиссарил.

— Ну что ж, так и должно быть. Ведь вы все, командование батальона, почти ровесники Октября, дети революции. Нынешние командиры воедино спаяны большевистскими идеями. Да и солдаты сегодня — высокого сознания люди, многие из них коммунисты и комсомольцы по делам и призванию. А я вот комиссарил в гражданскую… — Лицо генерала стало задумчивым. Помолчав немного, Рыбалко тряхнул головой и улыбнулся: — Ну, вот, разговорился, а не время. Окончим бои, возьмем Берлин, тогда и воспоминаниями заняться не грех.

Вошел адъютант, тихо и четко доложил: «Готово».

Павел Семенович озорно подмигнул:

— По чарке всем!

Адъютант откупорил бутылку «московской», которой командарм угощал только в особых случаях.

Выпили за успех и славу батальона.

Затем Рыбалко спросил о потерях батальона. Хохряков с грустью в голосе доложил. Командарм попросил назвать всех поименно. Генерал лично знал многих танкистов. Лицо Павла Семеновича посуровело, сделалось сразу постаревшим.

Командарм, помолчав, тоном приказа произнес:

— Всех участников операции соответственно заслугам представить к наградам! А тебя, Хохряков, я представляю ко второй Золотой Звезде. Приводи батальон в надлежащий, гвардейский вид. Отдохнуть, переодеть всех в новое обмундирование и переобуть. На все даю двое суток. Учтите: скоро вам в головном отряде армии предстоит пересечь границу Германии. Будьте достойны этой чести. Наша задача — побыстрее добить фашистского зверя. Но мы должны помнить о высоком звании советского солдата, о его чести и достоинстве. Хоть и велика у бойцов жажда мести за все зверства, содеянные фашистами на нашей земле, особенно у тех, у кого погибли родные, будем беспощадны к врагу на поле боя, но гуманны к побежденным. Никаких насилий над мирным гражданским населением. Никакого мародерства, никакого самоуправства над пленными. Мы — армия, освобождающая народы Европы, в том числе немецкий народ, от гитлеровского фашизма. Вы, Хохряков и Пикалов, — комиссары с немалым опытом, остальные — коммунисты. Вам ли объяснять, как все это важно? Так что я надеюсь на вас. Ну, сынки, до встречи на Одере! А затем — и в Берлине!

Рыбалко снова обнял Хохрякова, как бы благословляя на новые подвиги.