— Я благодарен всем своим инструкторам, кто меня учил, потому что они соображали, что следующие перегрузки будут намного больше в сочетании с угловыми вращениями. Этот просто щенячий восторг первого полёта сразу нам вкрапляли наверно.
— Есть ли у летчиков-испытателей какие-либо профессиональные признаки, по которым можно определить, что этот человек является лётчиком?
— Нет, нет! Настолько разные все летчики испытатели, что глядя на некоторых даже не подумаешь, что он вообще летчик.
— У Сергея Соловьёва в фильме «Асса» есть образ такого “летчика”, одетого в летную форму.
— Но он в результате оказался совсем не летчиком. Есть старый фильм «Небесный тихоход». Помните, там три друга, они дали залог не женится никогда и там был один, не помню как зовут этого артиста, как он там дурака валял, рассказывал, стебался, он абсолютно не героизировал свою деятельность. Летчики те же люди. А люди бывают разные. Тут я думаю можно согласиться.
— И всё-таки, по-видимому, ваша профессия имеет свои определенные психологические установки?
— Раз так… Дотошность, которая переходит в педантизм. Это что первая, что вторая жена: иногда ставится в укор. По летчику можно понять, как он водит машину и понять, что это летчик.
— Вы человек очень дотошный, аккуратный?
— Нет, дело не в аккуратности, дело в четкости, в собранности. Дотошность при подготовки чего-то, дотошность при исполнении чего-то из высшей категории сложности. Поэтому подавляющее большинство летчиков водят машины так, что придраться сложно.
— Как женщины это оценивают?
— На счет летчиков баек много всяких разных ходят, но я бы сказал, когда я был еще холостяком, у нас было хорошим тоном, уж если ты знакомишься с девушкой на дискотеке, в ресторане, то никогда не представляться летчиком. Хотя я не говорю, что это у всех. Мы представлялись бухгалтерами, клерками. Ведь летная профессия изначально несет ореол мужественности, романтики и ты ставишь себя в неравные условия. Конечно, если надеть комбинезон, защитный шлем и пролететь мимо окна девушки на самолете, то делать уже ничего не останется. Она растает — она твоя. Потому, что она подругам может рассказать, что, дескать, это мой прилетел. Ну, это же не честно.
Кстати не факт, что оно раскроется. Бывает, пообщался день-два и Бог с ним. Не у всех, но у нас не считается признаком хорошего тона придти в ресторан и козырять авиационными словечками.
— В медицинской психологии есть такая проблема как аэрофобия — страх полётов на самолёте. Из—за этой фобии у нас терпят убытки многие авиакомпании.
— Но это страх от незнания. Если людям суждено погибнуть в авиационном происшествии, то самолёт упадёт именно на их поезд. Они даже могут в этом не сомневаться. Поэтому бояться чего — то, это от недоверия высшей силе.
— Значит, авиация научила вас верить в Бога?
— Да. Я ездил в Тибет и был потрясён тем, что там увидел.
— А вы когда-нибудь летали на обыкновенном самолёте? Какой вы пассажир?
— Да, конечно, очень часто я абсолютно спокоен, понимаю, что я могу просто отдохнуть, если с собой ноутбук — можно поработать.
— А вы не замечаете ошибки пилота, как он правильно ведёт?
— Это было бы нетактично.
— Но иногда погрешности замечаете, недочёты?
— Конечно, конечно!!! Но как может пассажир что-то высказывать лётчику, откуда он знает, что там происходило. Да этот лётчик, может быть, спас его сегодня своими грамотными действиями. Я, кстати, не люблю, когда аплодируют пассажиры после посадки самолёта.
— Пассажиры аплодируют, потому что для них полёт был стрессом. Это как бы маленькое второе рождение.
— А есть второе объяснение — насмотрелись западных фильмов. Я это просто не перевариваю. А почему мы не аплодируем водителям автобусов, хотя в автомобильных авариях гибнет намного больше.