Звезды над обрывом

«Мамы нет… – думала Патринка, в отчаянии чувствуя, что глаза её – сухи, а в голове, могуче нарастая, снова гремит какая-то грозная мелодия. – Мамы нет – а я даже не плачу… Мне даже не плохо! Только голова болит… и эта проклятая песня, песня… все мозги выстучала, покоя нет…»

Патринка полжизни отдала бы сейчас за то, чтобы избавиться от назойливых звуков, поселившихся в голове. Но ей ли было не знать: они приходят и уходят, когда хотят…

«Я сумасшедшая… просто сумасшедшая! Права Анелка, правы все остальные… Разве можно выходить замуж, рожать детей – таких же… Отец не понимает, он не знает… Терезка была такой же – и где она сейчас?.. А может быть, и мама… и мама тоже?!.»

Мама… Бессловесная, иссохшая, всегда больная, всегда скрюченная от кашля… Может быть, в её голове жила такая же музыка и всю жизнь билась, не находя выхода, причиняя только боль, вызывая лишь отчаяние… Ты идёшь гадать – а она ноет в висках. Ты бежишь за гаджи, хватая её за руки – а музыка бьёт в затылок. Ты вечером варишь скудную еду в котелке – а проклятые звуки гремят, заглушая шум табора, смех и разговоры людей, и ты не можешь слышать ничего, ничего, кроме них!.. Как жить с таким? И зачем жить?

«Это проклятье… – с безнадёжной горечью думала Патринка, глядя на вспыхивающий и гаснущий самоварный бок. – Проклятье, вот что это такое! Отец не понимает, потому что он – другой! А мама знала… Потому и не хотела Терезку отдавать замуж. И меня тоже… Мама сама была такая же, это её род, их болезнь… Боже мой! Что же мне делать? Я больше не могу, не могу так… Зачем жить безумной? А если потом будет ещё хуже?! У мамы – не было, у неё болезнь вся ушла в грудь, в кашель, а у меня… – Патринка похолодела от страшной догадки. – А у меня, как у Терезки – всё в голове осталось! Значит, скоро, совсем скоро…»

Она крепко зажмурилась. По спине побежали тёплые, противные струйки пота. Перед глазами вдруг встала та нищенка, которую они с Анелкой недавно видели возле разрушенной церкви. Растрёпанная, в каком-то нелепом узком пальто, из-под которого свисала грязная, бог весть в чём испачканная рубаха, нищая бродила между пыльными камнями, урча что-то бессвязное, слабо улыбаясь, и её глаза казались пустыми и тоже пыльными, как обломки у неё под ногами. Анелка, крестясь и отплёвываясь, поскорее утащила подругу прочь оттуда. И сейчас, вспоминая ту несчастную, Патринка с беспощадной ясностью поняла, что рано или поздно станет такой же. И это, наверное, случится со дня на день: ведь всем в таборе давно видно, какая она… Она – Дырза, которая ничего не умеет, не знает, как добыть копейку, замирает при звуках музыки, отовсюду слышит насмешки и издевательства… Чамба одна относилась к ней хорошо… и какой неблагодарной она, Патринка, окажется, войдя в её семью?!

«А что если и Рупишка такая же?!» – вдруг пронзило её ужасом. Не помня себя, Патринка вскочила на ноги, зашипела, больно ударившись головой о жердь. Растрёпанная головка сестры соскользнула с её колен. Рупишка проснулась и села на ковре, со страхом уставившись на Патринку.

– Что ты?.. Разбудила…

– Рупишка, отвечай мне сейчас же! Правду мне говори! – Патринка упала на колени перед сестрёнкой, схватила её за худые плечи, впилась тревожным взглядом в испуганное личико. – Говори, как есть, ничего не ври! У тебя бывает, что в голове играет музыка? Что ты песни слышишь, что они тебя изнутри съедают? Бывает?!

– Что ты… Что ты? Как это?.. – бормотала Рупишка, отталкивая руки сестры. – Какие ещё песни? Ничего у меня в голове не играет, я ничего такого… Патри-и-инка, дура, чего ты меня пугаешь?..

– Это правда? Правда?! Убью, если врёшь, несчастная!

Перепуганная Рупишка отчаянно затрясла головой и на всякий случай отползла от сестры подальше. Убедившись, что сестрёнка говорит правду, Патринка шумно выдохнула. С облегчением села. Снова уставилась на самовар.

«Я ведь всё равно долго не проживу. Зачем выходить замуж? Зачем Стэво такое наказание? Он – красивый, весёлый, хорошо работает, их род – такой славный, такой уважаемый… Им и так сейчас будет тяжело без Бретьяно! А ещё и я навяжусь на шею: полоумная, бесполезная… А если пойдут дети, не дай бог?! Больные, глупые?!»

И в эту минуту Патринка окончательно поняла, что никакой свадьбы не будет. И никаких детей – тоже. Что, может быть, она и безумна, но не настолько, чтобы испоганить род Бретьяно сумасшедшими… Будто бы мало того, что сделал отец! Нет, твёрдо подумала она, нет. Этого не случится. И сразу же её накрыло облегчением, и Патринка, повалившись вниз лицом в подушку, смогла, наконец, расплакаться: навзрыд, радостно.

«Подожди, мама… Ты отмучилась – и я скоро отмучаюсь! Скоро я тебя увижу! Терезка смогла – и я смогу! Это не страшно… Жить вот такой – страшно, а умереть – нет… А Рупишка будет счастливой! У неё в голове ничего не играет, она – такая, как другие, с ней всё будет хорошо…»