Звезды над урманом

Но тут неожиданно заголосила женщина и, схватив ребенка, прижала к себе. Бухарский купец со всего маха стеганул камчой бабу вдоль спины, а она и не думала выпускать дитя. Он замахнулся вновь, но почувствовал, что кто-то перехватил его руку. Кисть руки, сжатая железной хваткой, захрустела.

– Ай! Вай! – взревел от боли торгаш.

Перед ним стоял огромный остяк в расписной богатой малице, украшенной вороньими перьями по кромке капюшона, обутый в кисы, расшитые бисером.

– Канча турады екиме ба (какая цена обоих)? – спросил, коверкая язык, огромный рыбоед, не выпуская опухшую руку купца.

– Уч таньге.

Остяк отсчитал три монеты, взял под локоть женщину и повел к оленьим упряжкам.

– Э! Э! Тохта! – возмутился уже было купивший мальчика татарин.

Остяк повернулся и, схватив его за кадык, сжал своими клещами так, что любитель мальчиков захрипел, выпучив глаза.

Огромный, как медведь, двухметровый рыбоед рявкнул:

– Шаман я, зараз в чошка оборочу, заколю и сожру, гнида басурманская!

Слово шаман и чошка (свинья) подействовали. Шаманов татарин остерегался и побаивался. Тем более, его мать, чистокровная вогулка, в детстве ночами рассказывала сыну легенды и сказки народов севера. Превратиться в свинью не входило в планы татарина, и он, хрипя и ругаясь, подался прочь…

– Возьми малицу, горемычная, и мальчонку под подол быстро ховай. Да сиди и не пикай тута на нартах, покуда не ворочусь из крепости, – наказал Ксении Архип, протягивая кусочек сахара мальчугану.

Глава 37

Архип вернулся в сумерках. За вторую крепостную стену его не пустили. Все-таки там была резиденция хана. А между первой и второй стенами шла бойкая торговля пушниной. Там вдоволь натолкавшись и запомнив количество башен, высоту стен, число бойниц да кучу других мелочей, кузнец поспешил к своей упряжке.

Женщина с ребенком, укрывшись шкурами, спали на нартах. Тихонько, чтобы их не разбудить, он отвязал оленей от ствола дерева и повел упряжку к речке.

Оставаться у крепости до утра кузнец не решился, путь домой по петляющей реке был неблизок, да и ночевать было опасно. При разведке крепостных стен, проходя вдоль укрепления, он раза два встретился с пристальными взглядами ханских соглядатаев.

При свете луны отчетливо была видна натоптанная сотнями нарт стежка. Да и олени знали дорогу к дому, где их ждал ягель. Тут же, у крепости, животным пришлось довольствоваться только мхом на еловых ветках, которые загодя положил на нарты в дорогу Архип.

Махнув шестом и разогнав упряжку, Архип сходу запрыгнул на нарты. Вскоре топот копыт и хруст снега стих, и вновь февральская ночь погрузилась в тишину, только редкая перекличка стражников на башнях крепости изредка нарушала покой.

***

– Дядя, большой поход на Русь подготовлен. Наши разведчики докладывают, что в настоящее время на реках Каме и Офэ нет царской рати. Два тумена твоих конников стоят у Чиги Туры и готовы выйти по первому сигналу, – почтенно поклонившись, доложил Маметкул.

Кучум набрал в горсть сладости из поданного слугой серебряного блюда, попробовал и, чуть подумав, ответил:

– Нашему Сибирскому ханству в данный момент ничто не угрожает. Если пойдут с востока джунгары, то они завязнут сражениями в Исильской степи. А царь Иоанн уж который год зализывает раны после битвы под Молодью. Он хоть и одержал победу над Гиреем, но потерял пять тысяч немецких наемников и три четверти своего войска. Новым же походом на Русь мы обретем земли чувашей и мордвин, а далее овладеем Казанью, вернем Астрахань. Никто и ничто теперь не может противостоять нашему могуществу, и данным случаем мы просто обязаны воспользоваться, Маметкул. Хан Бухары посвящен в мои планы и подает руку помощи, посылая в подмогу полтумена своих отборных джигитов.

– Но, дядя, мы ослабим охрану Искера, если отправим в поход ногайцев и узбеков, пришедших на помощь для повержения остатков отрядов Едигер-хана. Это ослабит оборону крепости. Среди остяцких и вогульских князей зреет недовольство, – посмел возразить Маметкул.

– Эти дикари никогда не поднимут восстание. Они сами-то меж собой не могут найти согласие, куда им до смуты. Но для верности, мой дорогой племянник, я прикажу вогульским князьям встать летом своим войском на слиянии Туры и Тагила, чтобы быть уверенными в надежной охране западных границ. А ногайцев и узбеков мы кормим и содержим за счет казны, так уж пусть лучше сами ищут добычу в походе.

– Дядя, – продолжал докладывать Маметкул, – вчера днем наши хабарчи приметили подозрительного шамана на торжище, где торгуют пушниной. Он, разглядывая стены и башни, загибал пальцы, скорей всего, считая бойницы. Но с темнотой пропал. Среди приезжих остяков его не нашли. Лазутчики из остяков и вогулов доложили, что вниз по реке ночью ушла одна упряжка из четырех оленей, впряженная в большие нарты для перевозки рыбы и мяса. Я на всякий случай послал троих воинов на ее розыск. Думаю, с тяжелыми нартами далеко шаман не уйдет, а встанет на дневку у Уватских гор.

– Хорошо, дорогой Маметкул. Какой еще хабар поведаешь?