Звезды над Занзибаром

И коммодор Пашен тоже был здесь. Он прибыл на Занзибар с поручением канцлера: передать султану Баргашу официальный документ от германского кайзера с заверениями в дружеских намерениях и предложением заключить с этой целью несколько политических и торговых соглашений. Султану Баргашу предлагалось также отозвать свой протест относительно соглашений, заключенных Германско-Восточноафриканской компанией и восточноафриканскими вождями — по которым их земли переходили под защиту Германской империи, — и вернуть домой посланные туда Баргашем войска. Султану Занзибара давалось двадцать четыре часа на раздумья, и если за это время коммодор не получит ответа, то будет вынужден отдать приказ всем семи судам эскадры занять боевую позицию напротив султанского дворца и его семьи и начать эвакуацию лиц, находящихся под защитой Германской империи. Султан Баргаш, в состоянии, близком к истерике, призвал на помощь доктора Джона Кирка, и тот, после прочтения кайзеровского письма, дал ему совет согласиться на все выдвинутые условия, против коих он как британский консул не имеет что возразить. Что султан и сделал незамедлительно. Семена стратегии Бисмарка дали всходы.

На Занзибар прибыла и Восточно-Азиатская крейсерская эскадра Военно-морского флота Германской империи под командованием адмирала Эдуарда фон Кнорра.

К Эмили приблизился адмирал и браво отсалютовал ей:

— От имени всей эскадры я приношу вам наши поздравления с днем рождения, досточтимая фрау Рюте.

Внешность адмирала Кнорра вполне соответствовала его имени: у него были пышные усы и бакенбарды, обветренное лицо, как у всякого моряка, — так, во всяком случае, тихо шептались между собой и хихикали ее дети. Сама же Эмили нашла, что, конечно, на его и без того грубоватом лице годы, проведенные на море, оставили след, однако оно показалось ей очень добрым, а в водянисто-голубых глазах, наполовину скрытых кустистыми бровями, она не увидела ничего, кроме дружеского участия.

Вопреки опасениям Эмили, все ее письма все же были доставлены Баргашу — сначала коммодором Пашеном, а потом и адмиралом Кнорром.

Султан выждал неделю, прежде чем с сожалением известить, что на эти письма он не может ответить: «…потому что много лет назад она сбежала с кем-то, не равным Нам по происхождению…» — такой была коротенькая записка, подписанная его секретарем.

— Благодарю вас, господин адмирал, — только и сказала Эмили, слегка наклонив голову.

— Я хотел бы сегодня вечером пригласить вас на борт моего судна, прошу вас быть моей гостьей. Собственно, мы уже даже закололи поросенка.

Эмили прикусила губу. Ее брови дрогнули, на какой-то миг сойдясь к переносице. Она не знала, смеяться ей или сердиться, и в конце концов выбрала первое.

Но у адмирала in petto [13] было и еще кое-что припасено для Эмили — эту ошеломляющую новость ей сообщили дети, заранее посвященные в тайну. За неимением конкретных указаний, как следует дальше обходиться с фрау Рюте, адмирал принял единоличное решение: на Занзибаре фрау Эмили Рюте должны выказывать должный респект как германской подданной.

— А далее я хотел бы вас уведомить, — торжественно провозгласил адмирал, — что с завтрашнего утра вы вольны выходить в город, когда только пожелаете — в моем сопровождении или в сопровождении других моих офицеров.

60

Возможно, Эмили лишь показалось, что при виде города у нее на какой-то миг перехватило горло, когда адмирал Кнорр протянул ей руку, помогая выйти из шлюпки, доставившей их с борта «Адлера» на берег. Возможно, ей даже изменила врожденная способность организма дышать, когда она впервые за долгие годы вновь ступила на занзибарскую землю, такую родную.

Во всяком случае, стояла тишина, и было удивительно тихо. Прямо-таки неуютно тихо, хотя на набережной толпились тысячи, и лица этих людей — все, как одно, — были обращены к ней; бронзовые лица арабов, коричневые всех оттенков и лилово-черные — мужчин и женщин с африканской кровью, цвета светлой латуни — пришельцев из Индии. Глаза, с любопытством устремленные на нее, вдруг начинали вспыхивать, пока наконец откровенно не засияли. Люди в белых, темно-коричневых или матово-красных одеждах, просто в ярких веселых узорчатых канга подходили все ближе, будто хотели удостовериться, что глаза их не подводят. Затем послышался шепот, похожий на тихий шелест листьев гвоздичных деревьев, и глубокий вздох многотысячной толпы стал волнами передаваться из уст в уста:

— Биби Салме! Она, как есть она! Наша Биби Салме вернулась!

Эмили даже через перчатку ощутила, как влажны от волнения пальцы Розы, в руку которой она вцепилась. Почувствовала, как Тони испуганно сжала другую ее руку, когда люди сгрудились вокруг них, сдерживаемые только адмиралом Кнорром и еще одним офицером, и обычно невозмутимый Саид взволнованно шагнул за их спины.

— Как вы поживаете, Биби Салме, у вас все хорошо?

— Вы останетесь с нами, Биби Салме?