Звезды над Занзибаром

Салима любила Бейт-Иль-Тани, который уже два года был ей новым домом. Здание было небольшим, от прежней роскоши здесь осталось не так уж много — как раз столько, чтобы она могла мечтать, как чудесно здесь было когда-то — пока не выцвели краски, ткани не обтрепались, полы вытерлись. А больше всего Салима обожала историю, которая витала над этим домом. Наряду с Аззой бинт-Сеф у султана была вторая главная жена — персиянка Шезада. Имя — словно шелест шелка, сама женщина — редкостной красоты и необыкновенной силы воли. Она была превосходной наездницей и охотницей, всегда выезжала в сопровождении ста пятидесяти персидских воинов, живших в домах рядом и напротив Бейт-Иль-Тани. Шезада носила только персидские одежды, расшитые настоящим жемчугом, и великодушно раздаривала жемчужины, которые падали на пол, своим прислужницам. Однако такая вольнолюбивая и, по занзибарским понятиям, безнравственная женщина не достойна была быть супругой султана — однажды выяснилось, что Шезада согласилась на этот брак лишь из-за титула и богатства жениха. Сердце свое она отдала другому, которому жаждала предаться душой и телом во время охоты, однако этому помешал, а потом и донес султану один из его преданных слуг. Саид ибн-Султан незамедлительно развелся с ней и отослал на родину. Как и ее преемницу, тоже из Персии и с похожим именем — и по той же причине — неверности.

Салима в одно мгновение освободилась от кожаных сандалий и босиком стала красться тайными коридорами, все время оглядываясь, не следит ли кто за ней.

Еще один распавшийся брак в семье султана послужил причиной переезда Джильфидан с дочерью из Ваторо в Бейт-Иль-Тани. Почти сразу после прибытия султана в Оман оттуда прислали невесту для Меджида — Айшу, дальнюю родственницу султана, сироту, очаровательную девушку такого же мягкого нрава, как и жених. Свадьба была пышной, но после свадьбы сестра Меджида Хадуджи выказала себя отнюдь не великодушной, а мелочной и подлой в отношениях с невесткой. Наконец-то она, научившись управлять домом, стала настоящей хозяйкой Ваторо! У Хадуджи и в мыслях не было передавать ключи Айше. Эта неприличная возня длилась несколько месяцев, и Джильфидан, не выдержав, попросила приюта у Холе в Тани — и тут же его получила. А нежная, с глазами, как у газели, молодая жена, собравшись с силами, попросила у Меджида развод, упаковала свои вещички и вернулась к тетке в Масхат, пока брак еще не принес плоды. С тех пор Меджид был безутешен, и его любимая маленькая сестричка страдала вместе с ним.

На цыпочках Салима прошмыгнула через коридор, который почти всегда был безлюден. Тут, на первом этаже, никто не любил бывать подолгу, если вообще заходил сюда; здесь было сыро, стены и потолок источали запах плесени, который усиливался по мере приближения к последней комнате. В один из первых дней своего пребывания в Бейт-Иль-Тани она заблудилась в лабиринтах дворца и, блуждая в поисках выхода, случайно оказалась в этом месте. С любопытством она сунула нос по очереди в каждую комнату и в одной из них сделала открытие, изменившее ее жизнь и открывшее ей новый мир.

— Ас-саламу алейка , — прерывисто поздоровалась она прямо с порога, толком не отдышавшись после скачки и бега, да и сказывалось волнение.

Белобородый древний старец, согнувшийся под тяжестью лет, с плечами, приподнятыми от долгого сидения над открытой страницей, влажной от сырости, захлопнул книгу и слегка поклонился.

— Ва алейка ас-саламу, сайида Салима.

Тонкая улыбка появилась на изборожденном морщинами лице, когда он убирал книгу в сундук.

— Была ли ваша охота удачной?

Салима засмеялась, снимая ремень и сумочку для патронов и складывая все на пол.

— Очень удачной. Мне удалось подстрелить целую кучу манго! Простите, почтенный Аднан, что я заставила вас ждать.

Тот, к кому она обратилась, чуть наклонил голову.

— Терпение — одна из высших добродетелей, сайида, а ученость владеет всем временем мира.

— Но у меня его нет, — пошутила она, освобождаясь от шейлы и полумаски. То, что связывало ее и Аднана, старого доверенного писца ее отца, было делом весьма рискованным, и речь не шла о формальном благонравии как таковом. Скрестив ноги, Салима опустилась на одну из двух приготовленных для нее подушек и придвинула поближе бамбуковую подставку, стоящую на полу. Она нежно погладила бумагу, которая там лежала, после чего окунула кончик бамбуковой ручки в глиняную чернильницу, наполненную липкой, с комочками, смесью из сажи и аравийской камеди.

— Я готова!

Аднан с кряхтеньем опустился рядом с ней и принялся читать наизусть арабские стихи. Он немного прищурил близорукие глаза и наклонился вперед, чтобы проследить, правильно ли Салима записывает за ним.

С самого начала Салима не понимала, почему мальчики в школе записывают стихи из Корана чернилами на верблюжьей лопатке, а девочки этого не делают. На свои настойчивые расспросы она всегда получала один и тот же резкий ответ: «Так принято!» или «Это не для девочек!». Иногда даже: «Так велел Пророк!» или того хуже: «Это наказание Аллаха!»