Судьба распорядилась так, что к решению ее подтолкнула старая знакомая и новая соседка Захира, которая наконец приняла одно из многих приглашений Салимы зайти к ней на чашку кофе. Гостья по достоинству оценила обстановку в доме — текстуру деревянных сундуков и столиков и мастерство столяра, изготовившего такую мебель. Она восхищалась узорами на толстых подушках, хвалила печенье кухарки, веселила хозяйку рассказами о двух своих шалунах, попутно засыпая ее городскими новостями — как жена торговца она была в курсе всех местных сплетен. После того как они обменялись новостями, Захира, немного помявшись, нерешительно начала:
— Меня, конечно, это не касается… Но я тебя слишком люблю, Салима, и потому… потому я считаю своим долгом сказать тебе, что в городе о тебе много болтают. — На вопросительный взгляд соседки она продолжила: — Твои беседы с немцем из дома напротив очень не одобряют.
Салима нахмурилась.
— Я не ожидала, что это может вызвать недовольство. Мы ведь только беседуем.
Гостья вздохнула.
— Но ты же знаешь, каковы люди — они думают, что сначала беседы, а потом… — ее брови многозначительно поднялись.
Салима прикусила губу и уставилась в чашку с кофе. В ней тихо поднималось бешенство, заполняя все ее существо. К сожалению, она должна была помнить, что у города тысячи глаз и, по меньшей мере, столько же ушек на макушке.
Захира снова вздохнула.
— Постарайся образумиться, Салима. Ты не ребенок, тебе двадцать один год, и ты все еще не замужем. Твоя добрая слава — это самое дорогое, что у тебя есть. Смотри, как бы ты однажды не пожалела.
Салима молча пила кофе.
24
— За годы, что я здесь живу, я совсем не видел острова! — пробормотал Генрих, скача следом за Салимой. Светлая шляпа затеняла его лицо, покрытое легким загаром, а белый однобортный с небольшим стоячим воротником пиджак и белые брюки, заправленные в высокие сапоги для верховой езды, на солнце просто ослепляли, черная
Генрих выглядел так, как будто хотел что-то сказать, но молчал, жадно всматриваясь в окружающий их пейзаж, а Салима только бросала через плечо короткие взгляды. На почтительном расстоянии — достаточно большом, чтобы свидетельствовать об уважении, и достаточно близком, чтобы соблюсти обычай, — за ними на лошади трусил Мурджан, однако он усердно изучал птиц, не уделяя никакого внимания разговору своей госпожи с иностранным гостем.
А за Мурджаном на ослах из Масхата следовала огромная свита слуг и прислужниц, которые за поводья вели рядом с собой ослов, груженных посудой, корзинами с провизией, покрывалами и подушками — всем необходимым для пикника. Эти люди служили Салиме двойной защитой; в их присутствии она чувствовала себя уверенной и защищенной от подозрительных взглядов и дурных кривотолков.
Уверенной настолько, что на один день она решилась пригласить Генриха в поместье — подальше от чужих глаз за окнами, подальше от подслушивающих ушей за дверью и на городских крышах. В Кисимбани она была сама себе госпожа; здесь она могла жить так, как ей нравилось.
Они скакали по равнине, вдыхая воздух, пропитанный теплым и сладким ароматом гвоздики. Мириады красноватых почек были разложены для просушки на циновках из сплетенных пальмовых листьев.
— Это просто сад Эдема! — после долгого молчания заговорил Генрих. — Здесь все растет и созревает почти само по себе. Занзибар можно превратить в настоящий остров специй, который сможет производить не только гвоздику и кокосовые орехи.
— Мой отец уже пытался разводить здесь мускатный орех — задолго до того, как я появилась на свет. Но урожаи были слишком малы, и он оставил эти планы. А деревья потом разрослись, урожаи собирают как бы между делом, и они пригодны только для внутренней торговли на нашем острове.
— И все-таки, — задумчиво возразил Генрих, — если применить соответствующие знания и изучить методы, здесь наверняка можно посадить другие пряности, которые будут приносить прибыль. Спрос на них не снижается — скорее он еще возрастет. Международные торговые связи постепенно пронизывают весь мир, вырастая из простой торговли между отдельными странами.
«Так же, как будут развиваться и наши с тобой отношения?» — спросила себя Салима.