Звезды. Неизвестные истории про известных людей

Мой папа – это второй муж мамы. А первый муж погиб в первый день войны. Он был артиллеристом. Мой сводный брат – от него. Мать вышла замуж за моего отца уже после войны, в 1949 году. Она была необыкновенно красивая, за ней ухаживали несколько офицеров, среди них был даже один Герой Советского Союза. И когда они с отцом ругались, она говорила: «Какая я дура, мне надо было выходить замуж за Героя Советского Союза. А я вышла за тебя».

2

Мой родной дом сейчас почти разрушен, а вообще это был нормальный дом, саманный, как говорили, то есть сделанный из ракушечника. Летом в нем всегда было прохладно, а зимой – тепло. У нас был замечательный двор, в котором стояла квадратная клепаная бочка с дыркой посередине наверху. Это был наш танк. Мы с ребятами играли в войну, и в этом танке совершили много подвигов. Двор был большой. В нем стояло две кровати. И все лето я и мой брат спали на улице, на воздухе. А еще в нашем дворе жили две старенькие библиотекарши. Им тогда было уже лет по шестьдесят. Меня к ним тянуло. Они между собой говорили по-французски. Мне было страшно интересно. У них было огромное количество книг, и они мне в пять лет давали читать не какие-то сказки про Буратино. Я читал Вальтера Скотта. А в семь лет – Джека Лондона. В девять – знал Ремарка наизусть. Очень рано ко мне пришло понимание того, что такое благородство, что такое мужское достоинство, цель в жизни, упорство.

Николаев – южный портовый город. Это еще не Одесса, но уже не цивилизация. Речной портовый город, где была популярна босяцкая романтика. Подростки сбивались в стаи. Детство проходило, как везде на юге, в присутствии какого-то взрослого. Не близкого, а биндюжника, который собирал вокруг себя пацанов и учил их жить. Как правило, это был человек, вернувшийся из мест не столь отдаленных. А для нас он был героем, мы представили его нашим родителям как моряка китобойной флотилии. Потом бабушка узнала, что это за китобойная флотилия: «Он мордобоец, а не китобоец». Но, как ни странно, он прививал много полезных, правильных и нужных вещей молодым ребятам. В этой биндюжной романтике есть свои законы. Драка – до первой крови. Нельзя бить лежачего, только один на один. Нельзя, чтобы на одного нападали несколько, нельзя бить сзади, нельзя наносить удары исподтишка.

3

Праздники помню очень хорошо, потому что меня заставляли все время петь на табуретке. Причем обязательно петь про любовь. Собирались все родственники: дядьки, тетки. Я становился на табуретку и пел взрослые украинские песни или «Песню о Щорсе», или про казаков. И песни про любовь между мужчиной и женщиной. Я пел, и когда доходил до слова «любовь», я замолкал, пропускал это слово, и продолжал дальше. Мне было стыдно его произносить. Они смеялись надо мной.

Честно сказать – я был очень злой. Если я чувствовал, что от того или другого пацана исходит агрессия, я вел себя так, что меня обходили стороной. Хотя я был маленький. В семь лет я уже ходил в секцию самбо. И уже в этом возрасте у меня была абсолютная убежденность в том, что я стану певцом. А может быть, буду футболистом и певцом одновременно. Я очень увлекался футболом. В юношеской команде играл, потом в юношеской сборной, потом играл вратарем за юношескую сборную Украины.

Благодаря книгам устремленность к подвигу была для меня образцом существования. Мужчина должен совершать подвиги. Когда я смотрел футбол, мне казалось, что вратарь – это рыцарь, который постоянно совершает подвиги, он спасает всю команду, бросается в ноги, ему делают больно, он ничего не боится… Мне казалось, что это как раз то, что мне нужно. Я пошел во вратари. Поскольку я был хваткий, прыгучий и ничего не боялся, я достиг больших успехов. Потом у меня полетели оба мениска, и я переключился на музыку.

4

Я помню, как маму отправляли в роддом. Отец был на дежурстве, ее отвозили соседки. Я сутки был один. Потом отец приехал с мамой и с таким маленьким свертком, как кукла. Я тогда ходил в первый класс. И сестру часто оставляли на меня, чтобы я следил за ней, пить ей давал, когда мама уходила в магазин.

Помню хорошо эту люльку, я пеленал сестру, успокаивал, утешал и иногда от злости щипал. Она орет, орет – я подойду, ущипну. Сейчас иногда спрашиваю: «Не помнишь, как я тебя щипал?»

Южный Буг. Спуск к Ингульскому мосту, по которому я летом сотни раз ходил за бычками. Прийти на утреннюю зорьку, на утренний клев – наслаждение. Я вставал в пять утра, с вечера не копал червей, червей надо копать утром. Брал перекусить кислое молоко, хлеб. Накопал червяков, удочку в руки – и вперед.