По сегодняшним понятиям в нашей квартире не было ничего особенного. А тогда это была серьезная квартира. Она была большая, хотя мы жили в двух смежных комнатах. Кухня была без удобств, в ней сначала не было газа. Я помню, когда был маленький, выходил на кухню искать релакса. Я находил его в звуке двух примусов, которые постоянно работали на кухне. На одном готовилась еда: нас было 5 человек, аппетит у всех был хороший, ели много. А на втором примусе тоже что-то делалось – или кипела вода или вываривалось белье. Бабушка недоумевала, почему меня тянуло к примусам. Я садился к ним, закрывал глаза и у меня по спине бежали мурашки. Это звуки моего детства. Квартира была очень громкая. В Одессе улицы идут от моря наверх. И как раз на нашем перекрестке переключались автобусы и грузовые машины. В квартире с половины шестого утра допоздна стоял грохот. Но скажу честно – тогда не было никаких проблем со сном – ни у меня, ни у родителей, которые пахали на Отчизну по одиннадцать часов в день.
2
В нашем доме умели отмечать праздники и страшно любили это делать. Отмечали Новый год, Рождество, Пасху, 1 Мая, 7 Ноября, 23 Февраля, так как отец был военный, 8 Марта. Это Одесса, народ шумный. У сидящих за столом – несколько кровей: бурлила русская, гуляла еврейская, украинская, молдавская, иногда даже греческая появлялась. Женщины были громкие, яркие, с горячими глазами. От рюмки шампанского они сами становились как шампанское. Я помню капустники в нашем доме. Мужчины переодевались в женщин, а женщины, особенно офицерские жены, – надевали шинели, шапки, цепляли медали и показывали, как мужья подшофе возвращаются со службы.
В семилетнем возрасте мама подарила мне песенник. Я этот песенник берег как зеницу ока. Он мне был так дорог, что я с ним спал. Там был «Бухенвальдский набат». Мне сейчас немало лет, но я помню этот песенник наизусть. Папа очень любил, когда я исполнял военные песни. Он участвовал в двух войнах. Особенно его волновала песня «Уже совсем не новые, в любой поход готовые солдатские кирзовые простые сапоги». В моем исполнении отец очень любил песню итальянских партизан. Он начинал плакать на первой строчке. «Меньше трех минут мне осталось жить!» Отец таял.
3
Я счастлив, что закончил 119-ю среднюю школу. На мой взгляд, лучшей школы желать нельзя, у нас были очень хорошие учителя. Другое дело, что я болван, не все позиции меня интересовали. Учителя постановили: придется кому-то из родителей сидеть со мной на уроках, потому что я был неуправляемый. На семейном совете было решено, что семью Мигицко в классе достойно представит бабушка Женя, потому что родители вкалывали. И вот на задней парте сидел я – дылда, самый длинный в классе, и слева сидела бабушка Женя. Помимо того все приходящие студенты педагогического института писали про меня работу. Они все занимались одной и той же темой: «Трудный подросток и как с ним бороться».
Раз в 3–4 месяца ко мне подходили девушка или молодой человек и говорил: «Здравствуй, Сережа. Я студент 5-го курса, буду писать о тебе работу «Трудный подросток»». Ко мне применяли все возможные методы: от Макаренко до Подвойского.
Однажды я сорвал спектакль в ТЮЗе, я там болтал во время спектакля и мешал артистам играть. Ко мне применили метод Макаренко: «Иди извинись перед артистами одесского ТЮЗа, и пусть они распишутся, что ты извинился. И только тогда приходи в школу». Я пошел в ТЮЗ извиняться. За кулисы я не попал, я дошел до главного администратора. «В чем дело, мальчик?» – «Я извиняться». Он написал мне документ: «Сережа Мигицко был за кулисами и извинился перед артистами».
4
Я серьезно влюблялся раз в неделю. Как Александр Сергеевич Пушкин – очень любвеобильный был. То ли это Одесса с ее фантастическими запахами сирени на меня влияла – я не знаю. Сначала я влюбился в свою одноклассницу Марину Петрову. Это был настоящий роман в третьем классе. Я ради нее совершал какие-то потрясающие поступки. У меня в кармане было 10 копеек, это были серьезные деньги. Можно было купить порцию мороженого или бутылку газированной воды или два больших стакана семечек. Или расплатиться за поездку с девушкой на фуникулере. Я пригласил Марину погулять с катанием на фуникулере. И вот дрожащей рукой вынимаю перед кассой 10 копеек, и они падают в шахту фуникулера. Она была глубокая, метра четыре. Сказать по правде: я был трусоват. Но то обстоятельство, что рядом находится любимая девочка, перевесило: я по рабочей лестнице полез в эту шахту и нашел, измазюкавшись, эти 10 копеек. Гордо поднялся, расплатился, и мы уехали на фуникулере.