Звезды. Неизвестные истории про известных людей

Я родилась в Свердловской области, в поселке Пышма. Небольшой поселочек, там всего несколько улочек. Я из далекой-далекой тайги. Закончила там второй класс. А потом мы переехали в Пермь – это удивительный город! Там началась жизнь. Там я по-настоящему запела. Петь я начала с четырех лет, с того момента, когда научилась говорить. Почему так поздно стала говорить? У меня была аномалия в ушах, я родилась с этим. Не могла слышать и из-за этого не могла нормально говорить. Папа объехал всю Россию, но никто не брался сделать мне операцию. И наконец, в Свердловске меня посмотрел один профессор. Вначале отказал. Потом папа сунул ему под настольную лампу какую-то последнюю денежку (они продали корову, свинью, козу), пока профессор выходил из кабинета. Профессор зашел обратно и увидел – торчит денежка, он говорит: «Это еще что такое? Да как вы можете? У вас столько детей». А сам понял, что если уж от четверых детей отец отбирает такую денежку, значит, уже приперло, значит, уже некуда деться. Он отцу эту денежку отдал обратно. Но, видимо, она сыграла роль. Он понял, что родители идут на крайние меры. То есть они отдают все, что имеют, лишь бы дочери вернули слух.

Когда мне сделали операцию, за мной приехал папа. Медсестра ведет меня по коридору, а папа стоит в самом конце. Профессор ему говорит: «Феоктист Евстигнеевич, позовите ее!» А папа не поверил, он не хотел звать меня, потому что привык, что я не слышу. Там были деревянные сиденья, как в кинотеатрах. Папа рядом стоял. Профессор его все-таки заставил меня позвать: «Катя, доченька моя!» И вдруг я ответила: «Ой, папа!» – и бросилась к нему. А он меня не поймал, потому что в это время упал. И мы оба немного поранились об эти деревянные сиденья. Вот такая у нас была встреча.

2

Нам дали квартиру в длинном-предлинном бараке, как общежитие. Там я мешала всем. Я старалась петь очень громко. Для меня не существовало преград. Я громко пела и не давала спать соседским детям. Тетя Паня Ваганова все время нам стучала: «Феня, уйми свою Катьку, заткни ей глотку. Надоело! Дети не спят!» Я пела и во Дворце культуры, и в Доме офицеров. Когда я поздно приходила – несчастная артистка, – то папа бил меня всем, что попадало под руку. И маме доставалось. А мама была столбовая дворянка из трижды раскулаченной семьи. И она все терпела от папы. Он был такой «бензин – керосин», а мама была кроткая, интеллигентная. И все время за меня заступалась.

Папа приучал нас есть в тишине. Однажды сидим, едим. И вдруг Люся – старшая сестра – как даст мне. Я, недолго думая, бултых ей ложкой в лоб. Что тут было! Папа встал и все, что было на клеенке – первое, второе, компот, ложки, чашки, – сдернул на пол. И меня ударил этой клеенкой по лицу, по голове. А мама закрыла меня собой. И ей досталось. Мама всегда заступалась за детей. А папа всегда воспитывал. Я очень люблю за это папу. Когда я была маленькой, я со всеми дралась, всех избивала. Но благодаря папиному воспитанию я поняла, что на свете есть не только я…

3

Я была настолько неспокойным ребенком, что меня каждое лето отсылали жить к тете в тайгу. Там, конечно, я была хозяйкой. А деревню каждую весну заливало водой. У нас перед воротами был маленький зеленый бугорок, который не заливало, потому что он был высокий. На этом бугорке я развивала в себе акробатку, гимнастку и пела во все горло. Я делала мостик и ходила на руках. Потом мне давали небольшую табуретку, я становилась на нее, мне ставили полстакана воды на лоб, и я нагибалась до пола, не пролив ни капли, – вот такая я была гибкая.

Меня тетя мучила молитвами, заставляла учить «Начало», «Богородицу». Я знаю столько молитв – жуть. Глаза закрываются, а тетя меня на ночь глядя заставляет молиться. Пока поклоны не побьешь, тетя не даст заснуть. Вот так и прошло мое детство: смешное, несуразное, боевое.

Я рано пошла работать. Сама зарабатывала и покупала, что хотела. С первой зарплаты купила замшевые полуботинки на высоком каблуке и пальто. Стыдно, конечно, но только себе. А потом все деньги отдавала маме. Мы на это питались. Мои баснословные по тем временам деньги – 300 рублей – были добавкой к папиной зарплате. Я работала во Дворце культуры ночью, в «Росбакалее» – с утра, а потом бежала на телефонный завод. После представлений и репетиций я еще намывала кулуары. Мы надевали щетки на ноги и натирали паркет. После этого меня повесили на Доску почета. Я думаю: «Чего меня фотографируют? Это для хора?» А оказалось, как уборщицу для Доски почета. Ой, как я плакала, как ревела белугой на весь Дворец культуры: «Снимите фотографию!» Как все уговаривали: «Катюша, это же не позор». – «Как не позор? Я артистка, я пою в хоре, а тут – уборщица третьего кулуара».

4