Звезды нового неба

– Боря, хватит уже! – взмолился директор, в очередной раз взглянув на часы, но старик только отмахнулся.

– А он у тебя под рукой?

– Да, – я всегда таскал с собой все необходимые программы и сопутствующую документацию, и наконец-то моя предусмотрительность оказалась вознаграждена.

– Отлично! – лысый выглядел вполне удовлетворенным, – и составить заявку на резервирование орбитальных эшелонов ты также способен.

– Вполне, – мое импровизированное собеседование, похоже, подходило к концу.

– А форму на регистрацию орбитальной выработки?

– Тоже.

– И ты даже умеешь транспонировать несущую частоту по Крейбеку?

Вот те на! Я не имел ни малейшего понятия, что это за зверь такой, но, набрав столь хороший темп, спотыкаться в самом конце было не к лицу, и я бодро отрапортовал:

– Естественно!

– Ты уверен? – седые брови подозрительно съехались к переносице.

– Все, довольно! – решительно встрял Гершин, – или мы немедленно закрываем люки, или уже никто никуда не летит. Наше окно скоро закроется.

– Я еще не закончил…

– Немедленно! – директор отступил в дверной проем, – или двойной оклад, как договаривались, или ничего.

– Хозяин – барин, – пожал плечами Борис, уступая, и, когда люк за Гершиным закрылся, вполголоса добавил, – кто держит за яйца, тот и заказывает музыку, как говорится.

Здесь я должен сделать небольшое отступление, касающееся богатейшего словарного запаса капитана нашей драги. Дело в том, что большей частью этот запас абсолютно нецензурен. Это, конечно, нисколько не умаляло профессионализма Бориса, и вообще, на самом деле наш капитан был весьма разносторонним и эрудированным человеком, способным дискутировать на самые разные темы, и причем весьма культурно, вежливо и даже изящно, когда того требует ситуация. Однако всякий раз, когда он злился, концентрация обсценной лексики в его речи резко возрастала, ну а если Борис выходил из себя, то понять, о чем он говорит, подчас становилось решительно невозможно. Так что помните, что мне пришлось изрядно профильтровать почти все его реплики, дабы бумага могла их стерпеть.

Но все это я узнал позже, а пока он был для меня угрюмым стариком с тяжелым взглядом, общение с которым не сулило ничего, кроме неприятностей. И они не замедлили последовать.

То, что произошло дальше, явилось одним из самых неприятных и пугающих переживаний моей жизни, и это притом, что впоследствии мне довелось пережить еще немало неприятного и пугающего. Лысый старик оттолкнулся от стены и набросился на меня, больно хватив спиной об ребристую переборку. Одной рукой он зажал мне рот так, что я не мог издать ни звука, а в другой у него откуда-то возник нож, острый конец которого уткнулся в уголок моего глаза, уколов его ровно настолько, чтобы я понял, что со мной не шутят.

– Ты что, сопляк, мозги мне пудрить вздумал!? – прошипел он мне в ухо.

– М-м-м! – только и смог промычать я, стремительно покрываясь холодным потом. Мысль о сопротивлении даже не приходила мне в голову, этот ненормальный контролировал ситуацию целиком и полностью. У меня нещадно засосало под ложечкой, и впервые в жизни я предельно ясно осознал, что дело обстоит как никогда серьезно.

– Думал, что этот выживший из ума старикан спокойно проглотит любую ахинею, что ты ему подсунешь, да!? Не на такого напал! – он немного повернул нож, словно выбирая более удобный ракурс, а мне ничего не оставалось, как, не моргая, смотреть на него поверх холодного блестящего лезвия, – я не собираюсь по твоей милости болтаться невесть где, ожидая, пока нас не подберут спасатели, явившиеся на сигнал бедствия. Без надежной связи вся эта дорогущая куча железа – всего лишь большая консервная банка, а я в консервы покамест не тороплюсь. Я терпеть не могу, когда меня вытаскивают из постели посреди ночи, и если выяснится, что по твоей милости все это было напрасно, я тебя живым закопаю, ты меня понял!?

– М-м-м-м!

– Я не собираюсь тащить с собой на борт еще один кусок дерьма, и лучше оставлю тебя здесь, в шлюзе, чтобы при расстыковке ты мог выяснить, сколько сможешь прокувыркаться в вакууме без скафандра, – Борис снова повернул нож, и у меня защипало в углу глаза, – но я, так уж и быть, готов дать тебе шанс.

– М-м-м?

– Что ты там говорил насчет транспонирования несущей по… как его там… не помню уже. А? – старик убрал мозолистую ладонь от моего рта, чтобы я мог ответить, однако его нож остался на месте.

Скажу прямо – за все это время я не наделал в штаны исключительно потому, что уже вторые сутки ничего не ел и не пил. И теперь самым разумным мне представлялось говорить только правду и ничего, кроме правды, какой бы нелицеприятной она ни была.

– Я. – мне пришлось сглотнуть, чтобы вместо хрипа я мог издавать хоть какие-то членораздельные звуки, – я понятия не имею, что это такое.

– Почему сразу так не сказал?

– Я боялся испортить впечатление.

– Что ж, а так ты его испортил гораздо сильнее, – Борис скептически поджал губы, – как я теперь могу верить всему остальному, что ты говорил?

– Все остальное – правда!