Оставался еще невыясненным вопрос, как мы с Кадестой будем размещаться в одной каюте, но она сняла сей груз с моей души, сказав, что возвращается в основной блок, где у нее есть еще одна каюта. А здесь, в гравизоне, она жила только когда приходил ее черед дежурить в местном госпитале. Хоть идти было и недалеко, и я прекрасно помнил дорогу, она на всякий случай все же проводила меня до места.
Пожелав друг другу спокойной ночи, мы расстались, и я стал готовиться ко сну. Разумеется, что-то постоянно меня отвлекало, то баловство с затенением окна, то изучение информационного терминала, то перебор всех вариантов гидромассажа в душевой кабине, поэтому до постели я добрался нескоро.
Лежа под мягким пушистым одеялом и глядя сквозь чуть просвечивающее окно на плывущие в черноте контуры станции, я прокручивал в голове события минувшего дня, в который раз не переставая удивляться, как такое количество событий могло уместиться в одни сутки. Подумать только, еще утром я выбирался из своей куда менее комфортной постели на «Берте» под перезвон заведенного на планшете будильника.
Воспоминание о планшете потянуло за собой и мысли о его наполнении, и на меня снова нахлынула душная волна тревоги за свою миссию. Откуда-то из глубины всплыли старые сомнения в моей способности вынести на своих плечах всю возложенную на них ответственность. Каким образом один-единственный жалкий и тщедушный человечек может вершить судьбу миллиардов человек, судьбу всей цивилизации?
Ох, и опозорюсь же я! Придется потом просить у никаров политического убежища. Думаю, я смог бы найти свое место здесь, на «Ньютоне». Не так уж тут и скверно живется, как я погляжу, вполне можно привыкнуть. Постели-то у них точно получше наших коек на «Берте» будут.
Я немного поерзал, поплотнее заворачиваясь в одеяло, и подумал, что, быть может, еще вчера здесь, под ним спала Кадеста. Мысль эта, надо сказать, слегка… будоражила, и когда я засыпал, на моих губах блуждала глупая улыбка.
Завтракали наутро мы в том же самом заведении. Но вот только насладиться ассортиментом предлагаемых блюд на сей раз мне не удалось. Кадеста настояла на легком завтраке, а потому пришлось довольствоваться кофе с булочками. Она не объяснила причину своего решения, но, судя по всему, основания для того у нее имелись веские.
Далее меня ожидало уже почти привычное катание на лифтах. Сперва до ближайшей вертикальной шахты, затем вверх до стыка гравизоны с основным блоком, где меня подхватила невесомость, а потом долгая, но отнюдь не скучная поездка через всю сферу «Ньютона» к его «Северному полюсу».
Кадеста всю дорогу о чем-то без устали лопотала, но я почти ее не слышал и ограничивался односложными репликами, будучи всецело поглощен созерцанием проплывающих за окном красот. То был тот самый случай, когда инженерное и техническое совершенство замысла и его реализации вызывали в душе самый настоящий эстетический восторг. Конструктивная и функциональная рациональность, доведенные до совершенства, оказывались воистину прекрасны, а из-за движения кабины лифта казалось, что вся махина станции пульсирует и дышит словно живая.
Лифт доставил нас на самую «верхнюю» точку «Ньютона», и здесь я понял, что имела в виду Кадеста, рассказывая об астрономическом отсеке. Уже привычный кольцеобразный коридор так же, как и прочие, имел одну прозрачную стену, но вот открывалась она не внутрь, на реактор, а наружу, в бездну космоса. Взмахом руки девушка приглушила освещение, и передо мной раскинулось черное бархатное полотно, утыканное крохотными и колючими булавками холодных звезд.
У меня в каюте на «Берте» имелся свой иллюминатор, и я потратил не один час, наблюдая за проплывающей мимо пустотой. К местным необъятным окнам я также уже привык, но все они демонстрировали разные виды внутренностей станции. Но вот двухметровый оконный проем, за которым не было
Ощущение, надо сказать, не из приятных. У меня нещадно засосало под ложечкой, и даже захотелось куда-нибудь спрятаться, как будто оттуда, из черноты за мной наблюдал кто-то могущественный и невидимый. Однако я сделал над собой усилие и остался на месте, продолжая ошалело таращиться в Ничто.
– Но… почему так мало звезд? – выговорил я, наконец.
– Окраины Галактики пустынны, – донесся из-за моего плеча ответ Кадесты.
– Странно, я как-то ожидал, что вы расположитесь наоборот, ближе к центру, где виды поинтересней.
– Ха! Чем интересней пейзаж за окном, тем больше опасностей он в себе таит. Все что светится, является источником излучений, как правило, не очень полезных для здоровья. На периферии спокойней. Наша задача выжить, в конце концов, а не на красоты любоваться.
– Разумно, конечно, – вынужден был признать я, – но как-то.