Звезды Олега Диодорова

– Я хотел умереть вместе с ней, но Поле Памяти велело иначе. Или это уже сама Сашенька так велела. Нужно было ехать на границу эту чертову, но я – сперва шел пешком и преодолел две сотни верст. Как нарочно, я зашел в район, где стоит наш главный экспериментальный комплекс. Я махнул на них хвостом, и стал работать с товарищами. Разумеется, совершенно официально. Ко мне раз примчались с комиссией этакие престарелые трескуны, знатоки армейских законов. Но формально мой командир – Геотар Тригоров, который позволил действовать по своему усмотрению без указания даты. Формально, это грубое нарушение. Мне говорили: вы не могли этого не знать, раз вы комбат. Я спросил их: могу ли я сам себе давать задания. Вышла перепалка… одним словом, я обругал их литературными словами. Перекричал. А одного даже толкнул – он, правда, стал делать вид, что хочет разбить экспериментальный экран. Откуда, в конце концов, известно: он не хотел или он хотел. Они обещали жаловаться. Приходило сообщение с угрозой без конкретных слов. Я подумал: что, собственно, сделают? Расстреляют? А за что? Кроме того, после такой смерти я сразу окажусь рядом с Сашенькой. Следовательно, я не теряю абсолютно ничего. На Геотара Гардариковича жаловались еще сильнее. Олег, это так некрасиво!

Друзья пошли навстречу солнцу.

– Ты общался с товарищами?

– Только с Володей Береговым, потому что мы вместе прибыли.

– А я видел много наших ребят, в разных городах центральных и северных регионов. Я спрашивал о Виктории (сердце Олега заколотилось). Ее перевили на юг, в ее родную область. Но я туда даже еще не звонил. Там есть несколько предприятий, так что даже если ее переводили, Олежек, я узнаю, где Виктория!

– Спасибо! Я хотел передать ей. Мы сможем ее пригласить?

– Да, надо обратиться в штаб, где курируют вопросы приборостроения. С коллегами в НПО все просто. Нужно, чтоб вам дали комнату или даже квартиру. Понимаешь, НПО стоит посреди живой природы, ребята без семей живут прямо на работе. Семьи отдельно. Вокруг НПО есть пригородные участки, с очень симпатичными домиками. Там почти все занято. В крайнем случае – я скажу, что комната нужна мне, комбатам не отказывают. Должна же у вас быть хоть одна нормальная комната!

В груди Олега все распирало. Он подумал, что сам ни за что бы не смог организовать все эти вопросы – договариваться, согласовывать, обходить острые моменты. Он немного волновался относительно капризов руководства. Вдруг опять всех разбросают. Олег Радостин уже разговаривал с председателем Ракитиным по удаленной связи, уже с применением цифровых технологий. На экране Ракитин был бодрым, как всегда. А Геотар заметил, что у председателя есть недуг. Иначе бы его глаза были ярче.

– Он заметил это на экране? Неужели там такая точность.

– Мы стремимся к этому. Геотар Гардарикович мог ошибиться – хотя он давно знает товарища Ракитина. Олег, ужасно хочется работать, и за себя, и за ребят. И за Сашеньку. Если я ничем не занят, я думаю только о ней. Но ведь это ей не поможет.

В уголках глаз Олега Радостина висит крохотная, едва различимая грусть. Раньше ее не было. В остальном Олег не изменился совершенно. Он и до этого был очень стройный, поэтому нельзя оценить, похудел ли он еще; у обоих друзей худоба прячется за складками одежды. Радостин зашел на завод, и так взглянул на грузчиков-медведей, что те едва не задохнулись. «У товарища Диодорова срочное направление. Посмотрите. Я заберу его вещи» – с комбатом никто не спорил. Олег позвонил в штаб, курировавший предприятия той отрасли, и сообщил о переводе Олега Диодорова. Все заняло каких-то два часа. Друзья ехали в крытом кузове, в окружении аппаратуры. В других таких же кузовах ехали молодые волки.

– Угораздило меня попасть в лисий госпиталь. Командир говорит: в Ряблово поедешь? Я помню, там вишни стоят везде. Ну и говорю: поеду. Мне нужно было лечить ожоги. Я уже на подъезде вспомнил, что вишни в Ряблинкове. У меня как будто в голове что-то выключилось. Хотя травм не было. Я не видел дороги, а то догадался бы: там леса совсем не те, что у Ряблинкова. Выгружают нас, смотрю – эти машут хвостами. Уже уставились.

– Тетки их?

– Нет, сперва девицы. Даже можно сказать симпатичные… но их я потом почти не видел. На несколько палат один врач, один фельдшер и еще мелюзга босоногая из числа ушастых. Врач-лиса как налила на меня раствор – я думал, умру; гораздо хуже самой кислоты, которая хлестала из драконов. Она говорит: терпите, терпите. Вместе бинтов используют сухую траву. Якобы она что-то впитывает и одновременно что-то выделяет! Наши говорят: им траву эту под хвост! Но все были тяжелые. У меня было средней тяжести. Я слышал, иногда это само зарастает. Не знаю, возможно, у взрослых. У меня только жжет и не проходит. И конца-края нет этому дурацкому лечению. То горячая вода, то папоротник; то опять кипяток! Какие-то сосуды растут от воды – так она сказала.

– Вранье! Наверняка лекарства сперли. Или продали этим… Гриша, ты видел этих. Около нас они постоянно шатались, узкие пустые морды, разноцветные штаны! Иностранцы все вытянули.