Звезды правду говорят

Я проболталась в подъезде дома, где жила покойная, до самого вечера. Переговорила с соседями, кто был дома. Их, понятное дело, уже опрашивали следователи. Пришлось сказать, что я совершаю повторный опрос и что это так и положено. Многие верили. Особенно словоохотливые старушки, с большим удовольствием делившиеся впечатлениями. Но, к вящему моему сожалению, ничего путного я из их словесных потоков так и не извлекла.

Счастье улыбнулось мне под самый конец. Улыбка Фортуны проявилась в старческой физиономии одной бабушки, Зинаиды Игнатьевны, — соседки Савельевой по лестничной площадке. Я наткнулась бы на нее раньше, если бы бабуле не приспичило проведать внуков. Товарки, сидевшие на скамейке у входа в подъезд, уже предупредили старушку, и она, увидев меня, закивала головой и расплылась в улыбке.

— Мне бы надо с вами поговорить о вашей соседке Валентине Савельевой, — обратилась я к бабушке.

— Из милиции, дочка? — участливо спросила она.

Что-то в ее взгляде не дало мне соврать. Бабуля показалась мне далеко не простушкой.

— Нет, я адвокат человека, которого подозревают в убийстве Валентины Савельевой.

— Ага! Того самого бедолаги, — закивала она, — Козакова, кажется.

— А вы уже в курсе? — Я постаралась скрыть свое изумление.

— А как же, дочка! Меня ж и в милицию вызывали, чтобы я его опознала. А я говорю: «Не тот это, другой мужчина к Валентине тем вечером приходил, этого я тоже видала, только редко, и давно он уже не появлялся».

Хороша бы я была, если бы соврала бабульке, что я из милиции.

— А какой мужчина приходил к Валентине? — спросила я.

— Такой, знаете, симпатичный, молодой. Лет сорока, наверное.

— И он приходил к Савельевой в ночь ее смерти?

— Он вечером приходил, часов в семь-восемь. Пробыл недолго.

— Странно, — пробормотала я, — а почему нам об этом ничего не известно?

— Так потому, доченька, и неизвестно, что я только сегодня от сестры из деревни приехала. Я прямо с утра в воскресенье в деревню уехала — у внучка крестины были. А приехала сегодня утром, вижу, повестка лежит в милицию. Я по соседям, что, мол, у вас тут случилось? А мне и рассказали, что Валечку мертвой обнаружили как раз в то утро, когда я в деревню уехала.

— А вы, когда из дому выходили, не обратили внимания, что дверь приоткрыта?

— Да она не была приоткрытой, это я вам точно говорю. Меня и милиционеры об этом спрашивали. Я им тоже так и сказала, мол, не была она приоткрыта. Может, потом сквозняком ее открыло, если незапертая была. Я же рано из подъезда выходила, может, после меня, когда парадной дверью хлопнула, и приоткрылась Валечкина дверь. Неужто я бы не заметила, если бы соседская дверь открыта была!

Глядя на эту востроглазую бабульку, я усомнилась, что такое возможно.

— Зинаида Игнатьевна, вы случайно не слышали каких-то странных звуков из квартиры Валентины?

— Ничегошеньки, милая моя, не слышала. Валечка у нас всегда тихо-тихо жила, как мышка. Спокойная соседка такая была, ни тебе музыки громкой, ни даже телевизора. И люди к ней почти не ходили. Сама если выйдет куда, проскользнет тихонечко, словно боится, что ее услышат или увидят. Боязливая была, царствие ей небесное. — Старуха мелко перекрестилась.

— Она всегда такой была или только в последнее время?

— Всегда тихая была, а в последнее время и того хуже. Пройдет и не поздоровается, даже глаз не поднимет. Скажешь ей: «Здравствуй, Валечка!», тогда ответит, а не скажешь — мимо прошмыгнет, точно ее и не было. Это все у нее от одиночества. Виданое ли дело, столько лет человеку одному жить, без детей, без друзей. Как куркулиха какая-нибудь, а ведь женщина молодая еще, в самом, можно сказать, соку.

— Но вы же говорили, что к ней мужчины приходили, да еще двое.

— Да какие там мужчины, — Зинаида Игнатьевна махнула рукой, — эти так приходили, по делам каким-нибудь, а не того самого… — Старушка заговорщицки подмигнула.

— С чего вы это взяли? — спросила я, не в силах сдержать улыбку.

— Так у них по лицам видно было. Когда для души придет, цветов с собой принесет, вина, конфет — все, что полагается. А эти сроду пустые прибегали, да еще и морды у них обоих недовольные были. Особенно у того, которого я опознавать сегодня ходила. Его будто на аркане вели. А тот другой тоже не пойми какой и что у него на уме. Но на кавалера никак не тянул.

Я поблагодарила замечательную бабушку и в приподнятом настроении пошла домой. Уже смеркалось.

* * *

Этого типчика я заприметила через два квартала от дома Савельевой. Погода была мерзкая — дул довольно сильный ветер, да еще и какая-то непонятная крошка падала с неба и норовила забраться под капюшон моего пальто. Народу на улицах было мало. Наверное, поэтому я обратила внимание на парня в черной дутой куртке и черной же вязаной шапочке, шедшего в десятке шагов позади меня. Что-то с ним было не так, а что, я не могла понять до тех пор, пока не свернула для сокращения пути на темную улицу, где не было ни людей, ни фонарей.

— Девушка! — услышала я голос почти за самой спиной.