Звезды примут нас

Космос здесь повсюду — в плакатах, в названиях новых фильмов на афишах (ого, третью часть «Москвы-Кассиопеи» сняли? Надо сходить, обязательно…), в заголовках газет на уличных стендах, в сувенирах, заполняющих витрины на улице Горького. На меня оглядываются, особенно молоденькие девушки — новая форма (точная копия «юниорской», только глубокого синего цвета с серебряной отделкой) и маленькая комета на лацкане форменной куртки действуют безотказно. Люди постарше улыбаются, кивают, попадающиеся изредка офицеры и сотрудники милиции отдают честь. Кстати, военные попадаются действительно изредка — во всяком случае, куда реже чем в Москве «тех, других» семидесятых. Тоже, между прочим, примета времени…

В кафе-мороженом («Космос», между прочим, а как же!), куда я зашёл, миновав довольно приличную очередь у входа, с меня не взяли денег за заказ — «презент от коллектива предприятия», о как! Заказ принесла сама директор кафе, приятная сорокалетняя дама — и объявила об этом на весь зал, назвав меня по имени и фамилии. Получалось, что «презент» и сопутствующие ему почести адресованы не просто форме и «Знаку Звездоплавателя», а мне персонально? Приятно, что и говорить, хотя и неожиданно…

— Здравствуйте, Алексей! Можно попросить у вас расписаться… вот здесь?

Я поднял взгляд от восхитительных пломбирных, обсыпанных ореховой крошкой шариков. Две миловидные девчушки, лет шестнадцать-семнадцати в рискованных мини, с обворожительными улыбками — одна, та, что посмелее, протягивает мне вчерашний номер «Известий». Разворачиваю газету — и едва сдерживаю крепкое выражение: на второй полосе большущий очерк о происшествии с лунным «обручем» и олгой-хорхоями на «Ловелле». И на самом видном месте — моё фото, причём в этой самой новенькой парадной форме. Что ж, теперь хотя бы ясно, откуда такой тёплый приём…

Девушки щебечут наперебой что-то восторженное; я достаю из нагрудного кармана ручку и, спрашиваю, как их зовут (обе очаровательно краснеют и отвечают) и пишу положенное «с наилучшими пожеланиями…» и размашистая подпись. Новая порция восторгов, и новоявленные поклонницы удаляются, причём та, что повыше и пофигуристее (Таня, кажется?) бросает на меня весьма недвусмысленные взгляды. Может, и правда, задержаться в Москве на полдня, покупаться в лучах славы?

Нет, нельзя. Экзаменационный полёт действительно запланирован на послезавтра и подготовиться к нему следует всерьёз, без дураков. А значит, два-три часа неспешной прогулки по центру — это всё, что я могу себе позволить на сегодня. А этим не ограничится, если я решусь на безрассудства, к которым подталкивают меня разбушевавшиеся некстати юношеские гормоны.

К счастью, больше ни у кого в кафе газеты со статьёй не нашлось. Я не спеша приканчивал подтаивающий пломбир (что бы кто не говорил, а тут он лучший в Москве, лучше даже, чем в «Детском Мире» и ГУМе!) и прокручивал в голове недавний разговор с дедом. Он ведь прав, как ни крути — из нашей группы «З-А» до сих пор один я не определился с направлением дальнейшего обучения. Нет, предложений масса, но… не моё. А сколько ещё искать то самое «моё»? Конечно, время пока терпит, месяц-другой можно ещё предаваться самосозерцанию и размышлениям — но рано или поздно придётся определяться.

Я выскреб ложечкой остатки подтаявшего мороженого, смешанного с вишнёвым вареньем, со дна блестящей стальной вазочки, оставил в книжке меню три рубля (ну не люблю я халяву, никогда не любил) и, провожаемый взглядами посетителей направился к выходу. На такси отсюда до общежития в Центре подготовки, где мне выделили в полное распоряжение двухкомнатный номер, добираться на такси около часа, а голова уже гудит от обилия впечатлений этого дня…

Пилотаж я сдавал на чешском Л-29 «Дельфин» — помнится, давным-давно, в «том, прошлом» детстве я клеил его модельку из ГДР-овского наборчика, приобретённого в магазине «Лейпциг». «Дельфин» — это, конечно, не МиГ-17 УТИ, о котором мне в своё время так мечталось, но тоже вполне олдскульная птичка, первый из чешских реактивов. В управлении «Дельфин» прост, податлив, готов прощать начинающим пилотам даже грубые ошибки — недаром его ещё в шестидесятых выбрали в качестве основного учебно-тренировочного самолёта стран Варшавского Договора, а чешские пилоты прозвали «Дельфин» «летающая детская коляска».