К счастью, девушка в обморок не упала. Она посмотрела все фотографии. Прочитала подписи и заметку — от начала до конца. Ее лицо застыло, губы плотно сжались.
— Понимаю, — дрожащим голосом сказала она. — Только теперь поняла.
— Я надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы убийцы вашего дяди получили по заслугам, — убежденно произнес Палму. — И в свете этого проблема вашей работы, согласитесь, отодвигается на второй план. Вам лучше будет остаться и помочь полиции расставить все вещи по местам — так, как вы помните. Я очень надеюсь на вас. А я позвоню в кафе и объясню вашей хозяйке ситуацию. Она скорее поверит, если позвоню я.
— Или я, — вставил я.
— Но… — снова попыталась возразить девушка.
— Ну-ну, — успокаивающе проговорил Палму. — Конечно, конечно: если Вилле звонил и что-нибудь передавал, я вам непременно сообщу. Сразу же. На этот счет можете не волноваться.
Но девушка после чтения ужасной газеты стала какой-то безучастной и вряд ли воспринимала все, что говорил Палму. Для меня же его утешения звучали издевательски: я понимал, что он просто хочет на время устранить девушку и первым добраться до этого Вилле, о котором у меня успело сложиться самое неблагоприятное впечатление. Настолько же плохое, насколько хорошее впечатление произвела на меня эта замечательная девушка.
— Так что никуда не отлучайтесь, — заключил Палму. — Сыщик Кокки несет ответственность и за это тоже. После того как полицейские расставят все вещи, в квартиру никто не должен входить. Никто. За исключением, разумеется, Вилле, если он вдруг все-таки объявится. Задержите его здесь до моего возвращения.
Последнее было произнесено обезоруживающе мягким тоном. Девушка дала Палму телефон кафе, и мы наконец ушли. На площадке одетые в форму полицейские браво откозыряли мне. Отличные ребята!
Правда, когда Палму дал им указание занести в дом все вещи со двора, я не заметил на их лицах особого энтузиазма.
— У всех, кто будет справляться о господине Нордберге или просто пытаться войти в квартиру, спрашивайте имя и адрес, — тихо пояснил Палму. — А если появится парень по имени Вилле он, я думаю, будет в кожаной куртке, как все битники, то его в квартиру впустите, но обратно не выпускайте.
Давая все эти указания, Палму то и дело поглядывал на толпившихся на лестнице соседок.
— Прошу прощения, уважаемые дамы, — обратился он к ним, нет ли среди вас живущих этажом ниже?
От группы неуверенно отделилась молодая особа, растрепанная и даже не удосужившаяся снять халат. Впрочем, в клубах табачного дыма я не мог хорошенько разглядеть ее.
— Ну? — хмуро сказала она. — Чего? Мы знать ничего не знаем.
Палму подошел к ней и прошептал что-то на ухо. Мне редко доводилось видеть такое изумление на лице у женщины. Я насторожился.
— Пошли, — коротко сказала она и двинулась вниз по лестнице, небрежно прихватив рукой распахивающиеся полы халата.
Чулок на ней не было. А на колене, как я успел заметить, красовался здоровый синяк.
Ее дверь была выкрашена в такой же зеленый цвет, как и дверь этажом выше. И была столь же невзрачной. А из квартиры слабо тянуло запахом щей. И вином. Впрочем, меня это не касалось. Но когда я попытался войти, Палму грудью преградил мне дорогу и, тесня меня, прошипел:
— Тебя здесь только не хватало!
И я остался на площадке. Дамское общество глазело на меня, широко разинув рот. Стояла мертвая тишина. И чувствовал я себя прескверно. Потом где-то врубили на полную катушку радио. Мы все вздрогнули.
По-моему, прошла вечность, прежде чем Палму вышел из квартиры и благодарно сказал женщине:
— Спасибо!
Женщина пригладила белесые вихры и широко улыбнулась — хорошей, искренней улыбкой. А потом закрыла дверь. Мы двинулись дальше. Дамы почтительно держались в стороне.
— Ну что? — с горькой иронией спросил я. — Клюнула?
— Кто? — спросил Палму. Но сразу догадался. — А-а! Да я в туалет ходил. Сказал ей, что мне невтерпеж. Это все черный кофе!
Мне захотелось побить его. Но самое неприятное заключалось в том, что при напоминании о туалете я мгновенно почувствовал острую нужду посетить это место. Кофе в самом деле был чересчур крепким. А ведь до него были еще две бутылки минеральной воды и бутылочка пива. Но я сжал зубы и решил терпеть. Полицейские должны уметь переносить лишения, такая у нас служба!
Забравшись в машину, Палму поднял стекло и приказал шоферу:
— Вызовите Ламберга.
— В Управление! — процедил я сквозь зубы.
Рация затарахтела. Опять дежурный, опять все то же. Я предоставил Палму вести переговоры. Ламберг просеял все мусорные ящики. Помимо бумажника были обнаружены: носовой платок, неполная пачка сигарет, спичечный коробок, проездной билет на трамвай с двумя неиспользованными поездками и очечник с очками. Ключей не было.
— Можете заканчивать с урнами и с прочесыванием, — объявил Палму. — Это приказ. Все найденное — командиру на стол. Срочно. Так быстро, как только сможете. Все. Отбой.
— Ключей, значит, нет, — выдавил я с трудом, но тут же стиснул зубы, и глаза у меня наполнились слезами.