Звезды расскажут, комиссар Палму!

— Телескоп? — недоуменно пробормотал журналист, но через секунду его суровые черты озарились улыбкой. Он мигнул своему фоторепортеру и как ни в чем не бывало начал протискиваться сквозь толпу. Фотограф двинулся за ним, прокладывая себе дорогу, как танк. Стоя во дворе, мы могли наблюдать мучения журналистов, которых буквально раздирали противоречивые чувства. Разум подсказывал им остаться, но это же казалось и ошибкой. И вот они по одному потянулись следом за ушедшими. На улице остались лишь обыкновенные зеваки. А во дворе из каждой уныло-пасмурной амбразуры в серой каменной стене выглядывали любопытные лица. Дежуривший на лестнице полицейский отдал нам честь.

— Все в порядке! — доложил он. — Дополнительные закупки ветчины и яиц произвел лично.

Я строго посмотрел на Палму. Всем своим видом он выражал глубокое раскаяние. Но когда наши ноздри втянули восхитительный аромат жареной ветчины, я вынужден был сдаться. У меня потекли слюнки. И в самом деле — одной отварной салакой с картошкой целый день сыт не будешь.

Личико Саары Похъянвуори, хлопотавшей на кухне возле плиты, раскраснелось, глаза ярко блестели.

— Вы вовремя! — крикнула она из кухни. — Я знаю, комиссар дорожит временем. Стол уже накрыт, пожалуйста.

Она выключила газ и вошла в комнату со скворчащей сковородкой в руках. Ее хорошенькие щечки горели румянцем, на ней был фартук. Я вспомнил о Вилле, и у меня упало сердце. Такая очаровательная девушка — и такой дохляк! Да еще преступник. Моя должность командира группы по расследованию убийств показалась мне в эту минуту не в радость. Впрочем, я ведь был временно исполняющим обязанности!

Пока мы ели, я осматривался кругом. Вся мебель заняла свои места, книги стояли на полках, старинные гравюры на меди были развешены по стенам. Мы находились в гостях у образованного, уже не молодого человека. Это его жилье, бедноватое, может быть, но зато имеющее свое лицо. Здесь было чисто и уютно.

После еды мы рассыпались в благодарностях, и Палму принялся набивать свою трубку, согнав Кокки с единственного удобного кресла. Пружины его истошно заскрипели, когда Палму усаживался, но зато оно было покрыто опрятным вязаным покрывалом. Несомненно, работа Саары, подумал я умиленно. Я прошелся вдоль книжных полок. Астрология, эфемериды, то бишь астрономические таблицы, которые я пролистал, пара каталогов почтовых марок, исторические книги. Старик Нордберг читал, судя по всему, не только по-шведски, но еще по-немецки и по-английски. Мое уважение к нему росло. Но одновременно росла и неудержимая злоба против распоясавшегося, развинченного юнца. Нет, его не за что было жалеть. Вот девушку действительно жаль. И старика Нордберга.

Палму тем временем раскурил свою трубку, ленивым жестом достал из кармана сложенный листок и расправил его на ладони. На нем был отпечаток грязной резиновой подошвы.

— Обычно не в моих правилах торопить ход расследования, — доверительно сказал он, — но на этот раз дело приобретает любопытный оборот, да и начальнику нашему невтерпеж. Ну, что ты думаешь об этом следе, Кокки?

— Это нога Вилле? — подозрительно спросил я.

Девушка, к счастью, в это время вышла на кухню, чтобы сварить нам кофе. Кокки достаточно было одного взгляда.

— Ничего похожего, — мотнул он головой. — Промашка, комиссар. Все, может, и совпадает, только здесь подошвы совсем старые, рисунок едва-едва проступает, а вот те, — он ткнул пальцем через плечо в сторону прихожей, — те ботинки новехонькие, их, может, всего только пару раз и надевали, и рисунок там четкий. Извини, комиссар, ни капельки не похоже.

— Вот и я так думаю, — доброжелательно кивнул Палму. — Это все нашему начальнику не терпится. А что насчет отпечатков пальцев, Кокки?

— Отпечатков полно! — воскликнул Кокки. — Да все они принадлежат Нордбергу.

— Но ведь Вилле бывал здесь! — горячо возразил я. — Много раз! И оставался допоздна. Не может быть, чтобы в туалете не было его следов!

— Они, может, и есть, — равнодушно сказал Кокки, — но это очень старые следы. Парень не был здесь несколько дней. Он слегка разругался со стариком. Мне девушка рассказала.

Он деликатно кивнул в сторону кухни.

— Разругался? — жадно подхватил я. — Вот! Конечно, он заходил сюда прошлой ночью. Выкрал у старика ключи и явился посмотреть, нет ли денег.

Последнее заявление я сделал опрометчиво. Палму и Кокки внимательно посмотрели на меня. Эти их взгляды мне были давно знакомы. И мое настроение упало. По правде говоря, мне стало совсем тоскливо.

— Наш начальник опять увлекся своими фантазиями, — наконец проговорил Палму, постукивая о ладонь трубкой. — Чего-чего, а этого ему не занимать. В избытке имеется. Так же, как и страсти к пению.

— Что тебе дался наш хор, Палму! — вступился Кокки. — При чем он-то тут?

— Бумажник, отпечатки пальцев, телескоп, — перечислил я. — И под поезд не я его толкал. Сам прыгал. И наконец — он признался. Во всем!

Я слишком поздно заметил предостерегающий жест Палму. Но девушка не уронила поднос. Только чашки зазвенели, когда она опускала его на стол.