Звезды расскажут, комиссар Палму!

— Не знаю, — упавшим голосом сказал я, — я не знаю, что он мог такого увидеть. Чтобы ему за молчание стали платить.

— Неужели, мой мальчик? — удивился Палму. — Я же повел тебя вчера вечером на Обсерваторский холм. Чтобы ты увидел собственными глазами и нащупал, так сказать, ниточку. Надеюсь, ты успел разглядеть на бедре у милой девушки родимое пятнышко? Прежде чем она натянула рубашку?

— Знаешь, никто не будет платить миллионы из-за того, что его увидели голым! А постель в телескоп не видна — если ты на это намекаешь, — раздраженно заметил я и, поколебавшись, добавил: — Конечно, для какого-нибудь развода это может иметь значение… — Последнее я произнес через силу: мой собственный опыт был не из приятных. — Но даже за такое свидетельство миллионы не платят!

— Как будто я имею в виду бракоразводные процессы, — презрительно отрезал Палму и яростно пососал пустую трубку. — Но что ты скажешь об убийстве? Свидетельство очевидца. Вот о чем речь!

— Об убийстве? — растерянно переспросил я. — Но старик уже убит. О чем ты говоришь?

— Одно убийство влечет за собой другое, — торжественно сообщил Палму. — За первым следует второе. Иногда и третье, если виновника не удается вовремя изловить. Хладнокровный убийца — худший из вредителей в человеческом обществе. Я ли не вдалбливал это тысячу раз в твою башку!

— Вдалбливал, вдалбливал, — поспешил я подтвердить. — Так ты полагаешь, что старик Нордберг случайно оказался свидетелем…

— Я не полагаю, а знаю, — заявил Палму и стукнул кулаком по куче папок. — «Полагать» уже ничего не надо. Вот тут все написано, черным по белому. Хотя и не печатное слово, но все же аккуратно напечатано на машинке — протоколы допросов! — Он придержал мою руку, когда я машинально потянулся за папкой. — В этой куче — все необычные происшествия за этот год, имевшие место на мысу, в районе Катаянокка и в восточной части парковой зоны, в Кайвопуйсто. Я сначала думал о контрабанде. Потом о наездах — ночных, разумеется. Такого я ничего не нашел, то есть ничего достаточно серьезного. Но между делом наткнулся на весьма любопытные документы. Тоже в Катаянокка. В ночь на восемнадцатое апреля примерно часа в три майор Ваденблик в своей квартире на шестом этаже принимал гостей. И вдруг ни с того ни с сего его жена выпрыгивает из окна. Очевидное самоубийство — так было признано. Все выглядело очень убедительно, и допрос проведен чисто формально. Были свидетели и все такое.

— Ваденблик, — я наморщил лоб, пытаясь вспомнить, кто это. — Из богатых, да?

— Чертовски богатых, — подтвердил Палму. — А жена — из семьи Мелконенов, дочь покойного горного советника. Я, помнится, тогда в апреле простуду схватил, но это, конечно, ничего не изменило бы. Дело было ясное как день.

— Начальник отдела лично просматривал протоколы допросов, — в некотором смущении заметил я. — Он еще сказал, что не стоит беспокоиться из-за таких людей. Да-да, я теперь точно все вспомнил. В этом деле все было ясно.

— Между прочим, шестой этаж отлично виден с Обсерваторского холма, — сказал Палму.

Я открыл папку и стал внимательно читать протоколы допросов, снятых по этому печальному делу. Очевидное самоубийство, места для сомнений не оставалось. Тяхтинен и Валста вели дело — очень тактично, добросовестно. В протоколах не за что было уцепиться. Ни малейшей зацепки.

Майре Ваденблик пила. Это было известно в Хельсинки всем — о чем и говорил протокол, правда в смягченных выражениях. Майор давал показания сдержанно. Большей частью он жил за городом, занимался имением. Единокровная сестра госпожи Ваденблик, Анникка Мелконен, также находилась в это время в квартире. Проживала вместе с сестрой. Ухаживала за ней. Разница в возрасте у сестер — три года. Покойный Мелконен еще в молодости остался вдовцом и вскоре женился снова. Умер, перетрудившись, в пятьдесят шесть лет от тромба в сердце. Болезнь больших начальников. Но зато его предприятия остались. И миллионы тоже. Они, насколько известно, составляли главную радость в жизни этого трудяги. Его сын, Аарне Мелконен, возглавляет ныне концерн. Так, теперь о самой Майре Ваденблик: два развода, состояла в третьем браке, детей нет, на момент самоубийства ей не было еще сорока.

Действительно ясное дело. Почтенный врач, известный и дорогой терапевт, пользовавший госпожу Ваденблик долгие годы, засвидетельствовал, что она злоупотребляла снотворным. И алкоголем — само собой. Опасное соединение. Однажды приняла чрезмерно большую дозу, потеряла сознание, лежа в постели, но ее успели вовремя доставить в больницу. В другой раз уронила зажженную сигарету на кровать и могла бы сгореть, если бы вовремя не заметили дым. Падение из окна — ее третья попытка покончить жизнь самоубийством. Большие деньги — плохой товарищ…