Звезды сделаны из нас

Я заглядываю в его бездонные глаза и покрепче вцепляюсь в поручень – иначе не удержаться на ослабевших ногах. Хочется заорать от счастья, потому что между мной и этим неземным красавцем столько общего!

За окном мелькают чахлые деревца и беленые бордюры убогого, скучного городка в самом сердце провинции. Вздохнув, приступаю к своей миссии – устраиваю Артёму лекцию по краеведению, благо прочитала много умных книг и на память не жалуюсь.

– Видишь возвышение? Это остатки крепостных сооружений семнадцатого века. Памятник федерального значения…

– Как интересно, – чересчур воодушевленно отзывается Артём, но его мимика выражает тоскливое недоумение: «А у вас тут все исторические места похожи на обыкновенную земляную насыпь?..»

Мы вытряхиваемся из автобуса и идем к площади Ленина – несмотря на будний день, по ней шатаются толпы народу, играет попсовая музыка, в струях фонтанов преломляются яркие радуги.

– А вот здесь, на засечной черте, построенной для обороны от набегов других племен, в семнадцатом веке был основан наш город, – распинаюсь, указывая на памятный камень отцам-основателям, но Артёма больше волнует увешанное рекламными баннерами здание ТРЦ.

– Может, съедим чего-нибудь? – Клименко прерывает мой монолог, и я подавляю разочарование: ему откровенно скучно, он разве что не зевает и больше со мной никуда не пойдет.

Ненавижу питаться вне дома: шум, толкотня и грязные столики с неубранными подносами и россыпями крошек – мой самый страшный кошмар. Я бы хоть сейчас вооружилась тряпкой и моющим средством и все тут убрала, но вовремя отвлекаюсь на Артёма и в беседе ни о чем тайком рассматриваю его лицо.

Он настолько великолепен, что захватывает дух, а мне, кажется, ничего не светит.

– Э-э-э, что будешь? – Он мнется перед интерактивным экраном и, выслушав пожелание, заказывает два кофе и вишневый пирожок.

Атмосфера праздника из давно забытого, счастливого сна примиряет меня с царящей вокруг антисанитарией.

Забираем заказ, садимся на жесткий диванчик, глупо улыбаемся друг другу и производим на окружающих впечатление пары – по крайней мере малолетки за соседним столиком решают именно так и оживленно шепчутся.

Не знаю, что со мной, но внимание сопливых восьмиклассниц опьяняет. Как же, должно быть, слетаешь с катушек, когда восхищение, обожание, поклонение обрушиваются со всех сторон?..

Дико хочется есть, но, глядя на аристократические манеры Артёма, я стараюсь ему соответствовать: тихонько потягиваю капучино и не накидываюсь на вожделенный пирожок.

Артём рассказывает про свой город – областной центр, где почти так же тухло и даже улицы похожи как две капли воды. Оказывается, его мама после развода решила вернуться на малую родину, а сам Артём теперь вынужденно привыкает к переменам, ищет компанию, друзей и занятия по душе.

– Пацаны и девчонки в классе неплохие. Особенно ты, Орлова, Вован, Пашок. Но я пока присматриваюсь, прикидываю, какие подводные…

Он отставляет картонный стакан, и его пальцы почти соприкасаются с моими. Улавливаю их тепло и цепенею, а по коже пробегают мурашки – я бы всю жизнь просидела вот так!..

– О, ребята! Привет!

Писклявый, до боли в печенке знакомый голосок раздается из-за спины, и светлый сон превращается в мутный кошмар. Принесла нелегкая… Милана приветливо скалится, изображает приятное удивление, но малиновая губа кривится, а во взгляде читается уязвленность и тщательно скрываемый шок.

– Так вы уже здесь? Отлично. Остальные тоже скоро подойдут!

Она ставит поднос на наш столик, перешагивает через кроссовки Артёма и, плюхнувшись между нами, делает вид, что натерла ногу и очень страдает.

Я чертыхаюсь про себя. Не иначе они сговорились. Таких совпадений не бывает! Паранойя растет и крепнет, но обескураженный Артём ерзает, озирается и мельком глядит на время – этого поворота он явно не ожидал.

Как черти из табакерки, к фудкорту со всех сторон подтягиваются однокласснички: расфуфыренные Даша и Анечка, запыхавшиеся Паша и Вовочка и целый выводок разношерстных прихвостней рангом пониже: Ларин, Михайлова, Антонова и даже Авдеев со Старцевым.

Они двигают стулья и столики, рассаживаются, и Милана на правах хозяйки положения грациозно оттесняет меня к низенькой деревянной перегородке.

Начинается форменный ад: тупые разговоры и несмешные шутки, вопли и хохот, от которого мгновенно разгорается мигрень. Бобров вот-вот лопнет от самолюбования, Савкин устраивает ему «прожарку», а серая масса хлопает глазами в тщетных попытках понять, когда именно нужно засмеяться.

Артём отстраненно вертит в руках заламинированный листок с меню, но минут через десять сдается и все же включается в общение: то снисходительно, то заинтересованно слушает бредни Миланы и подробно отвечает на назойливые вопросы о себе.

Его тоже накрывает ощущение облома – гнетущее, тягучее, холодное, – но рассекречиваться нам нельзя.

Я запрокидываю голову и в зеркальном потолке далеко-далеко вверху вижу свое отражение: перевернутый двойник со звезды с тоской смотрит вниз – в глубокий колодец моей реальности.