Звезды смотрят вниз

Он не ощущал ни усталости, ни особенно сильного голода, в нем боролись физическое оцепенение с необычайным душевным возбуждением. Он перестал ощущать свое «я»; все, что он делал, он делал как во сне. Он был похож на приговоренного к смерти, спокойно выслушивающего приговор. Он не все понял до конца. Его вера в собственную невиновность оставалась незыблемой.

Тетя Кэрри позаботилась, чтобы для него своевременно приготовили бульон из коровьих хвостов, – она знала, что, когда у Ричарда «трудный день», он всему предпочитает бульон из хвостов. Он съел бульон, крылышко цыпленка и ломтик своего любимого голубого чеддерского сыра. Ел он очень мало, пил только воду. На тетушку Кэрри, державшуюся на заднем плане и полную трепетной, рабской услужливости, он не обращал никакого внимания, – он ее просто не видел.

За обедом против него сидела Хильда и с каким-то отчаянным упорством не сводила с него глаз. Наконец, не выдержав, она сказала:

– Позволь мне тоже помогать, папа. Прошу тебя! Позволь мне что-нибудь делать.

Хильду доводило до сумасшествия то, что даже теперь, при таких исключительных обстоятельствах, ей не удавалось найти себе дело.

Отец поднял сонные глаза и в первый раз всмотрелся в ее лицо:

– А чем же ты можешь помочь? Все, что надо, уже делается. Женщине там делать нечего.

Он оставил ее одну в столовой, поднялся наверх, вошел к жене. И ей, как Артуру, сказал: «Это воля Божья». Затем, непроницаемый и суровый, он, как был, одетый, лег на свою кровать. Но через четыре часа он уже снова был на руднике и сразу направился к старой шахте. Ему было известно, что проникнуть в «Парадиз» возможно только через эту шахту. И он спустился в нее.

Люди работали бригадами, так энергично, что продвигались на шесть футов в час, очищая главный штрек от закладки. Ее было больше, чем они рассчитывали. Но бригады кидались, как волны, ударяли в стены, долбили эти стены, и было в их натиске что-то исступленное и отчаянное. Сверхчеловеческим было это продвижение вперед сквозь камень. Когда один отряд выбывал из строя, другой становился на его место.

– Эта дорога идет прямо на запад, – сказал Дженнингс Баррасу. – Она должна привести нас к цели.

– Да, – подтвердил тот.

– Мы, по-видимому, уже добрались почти до конца закладки, – продолжал Дженнингс.

– Да, – отвечал Баррас.

За сутки спасательные отряды убрали из старого штрека сто сорок четыре фута закладки. Они выбрались на свободный путь, в открытый участок старого отвала. Раздалось громкое «ура», этот радостный крик полетел вверх и зазвенел в ушах тех, кто ожидал на поверхности земли.

Но второго «ура» не последовало. Сразу же за разобранной закладкой главный штрек впадал в какую-то яму или котловину, полную воды и непроходимую. Грязный, покрытый угольной пылью, без воротничка и галстука, в старом шелковом кашне, обмотанном вокруг его распухшей шеи, Дженнингс посмотрел на Барраса.

– О господи, – сказал он с безнадежным отчаянием, – будь у нас карта, мы бы знали об этом раньше.

Но Баррас оставался невозмутим:

– Карта не уничтожила бы котловину. Мы знали, что встретим препятствия. Нужно с помощью взрывов проложить новую дорогу, через это озеро. – В его словах звучала такая суровая непреклонность, что даже на Дженнингса они произвели впечатление.

– Черт возьми, – воскликнул он, измученный до того, что готов был заплакать, – ну и энергия у вас! Что ж, давайте взрывать вашу проклятую кровлю!

Начали взрывать кровлю, сбрасывая в воду твердый, как железо, базальт, чтобы, засыпав котловину, пройти через нее. Поставили компрессор, который приводил в действие буры; пустили в ход лучшие алмазные буры. Работа была убийственная. Работали в темноте, в пыли, в поту, среди паров сильно взрывчатых веществ. Работали с каким-то исступлением. Один только Баррас оставался спокоен. Спокоен и непроницаем. Он был движущей и направляющей силой. Вот уже восемнадцать часов он не уходил из шахты. Только что вернувшись после шестичасового отдыха, Дженнингс умолял его:

– Ради бога, пойдите поспите немного, мистер Баррас, вы себя убиваете!

Уговаривали его и мистер Проберт, и Армстронг, и прибывшие сюда представители министерства. Он уже и так много сделал, твердили все, а чтобы засыпать котловину, понадобится еще по меньшей мере пять дней, пусть же он побережет силы. Даже Артур взмолился:

– Поспи немного. Ну пожалуйста, папа!.. Пожалуйста!

Но Баррас вздремнул только с полчаса на стуле в конторе. Он не уходил домой до вечера четвертого дня. В этот вечер он пошел в усадьбу пешком.

Было все так же мучительно холодно, и земля по-прежнему покрыта только что выпавшим снегом. Какой он был ослепительно-белый!