Звезды смотрят вниз

Грэйс промолчала. Грэйс придерживалась простого правила: ни чего не говорить там, где молчание — лучший ответ. Между ней и Хильдой в сущности не было больше настоящей близости уже со времени её брака с Дэном. А тут ещё эта новость. То, что Грэйс, которую Хильда баловала и опекала, милая маленькая Грэйс, засыпавшая в детстве в её объятиях, ждёт ребёнка, «дитя войны», оскорбляло Хильду, вызывало в ней отвращение, заставило её дать клятву, что она не будет иметь ничего общего «со всей этой грязью». Слёзы стояли в глазах Хильды, когда она чопорно поднялась и вышла из автобуса.

Таким образом, Грэйс предстояло самой устраивать свои дела. На следующее утро она отправилась к мисс Гиббс. По традиции мисс Гиббс полагалось отнестись к ней ласково, но мисс Гиббс отнеслась к ней не лучше, чем Хильда. Она сказала, гневно блеснув зубами:

— Мне до смерти надоели эти истории, сестра Баррас. Для чего вас сюда приняли, как вы полагаете, — чтобы ходить за ранеными или чтобы разводить потомство? Мы взяли на себя труд обучить вас с той целью, чтобы вы были полезны в лазарете. И вот как вы нас вознаграждаете! К сожалению, должна сказать, что я не слишком вами довольна, сестра Баррас. Вы не то, что ваша сестра. Она не придёт заявлять, что у неё будет ребёнок. Она знает свою операционную и делает своё дело. За последний месяц у вас три выговора за небрежность и болтовню в коридорах. А теперь вы являетесь ещё с этой новостью. Создаётся трудное положение. Я недовольна вами. Можете идти.

Грэйс уже начинала чувствовать себя так, как будто она вовсе не замужем. Хильда и мисс Гиббс отнеслись к её беременности как к чему-то весьма неприличному. Но Грэйс нелегко было привести в уныние. Она была простодушна, наивна, беспечна, была самым нетребовательным существом на свете, но обладала способностью сохранять душевное равновесие во всяком, как выразилась бы мисс Гиббс, «трудном положении».

И Грэйс принялась собственными силами проводить в жизнь свои планы. После похорон матери её ещё больше пугала перспектива возвращения домой. Она написала тётке, и ответ тёти Кэрри, полный невысказанных опасений и благочестивых наставлений, с взволнованной припиской в конце, дважды подчёркнутой, убедил Грэйс, что домой ехать ей нельзя.

Она посидела в раздумье над письмом тёти Кэрри и решила, что надо делать. Грэйс легко принимала решения. Какой-нибудь вопрос, который Хильду тревожил бы целых две недели, Грэйс совсем не волновал, она, казалось, и не задумывалась над ним и шла прямо к цели. Грэйс обладала способностью делать из слона муху. Это объяснялось тем, что она никогда не думала о себе.

В первую субботу января — её свободный день — она отправилась поездом в Суссекс. Ей почему-то казалось, что это место ей понравится, что там тепло и солнечно и не похоже на суровый и негостеприимный север. Она имела о Суссексе довольно туманное представление, но одна из сиделок как-то отдыхала на праздниках в Винраше, близ станции Барнхэм, и дала Грэйс адрес миссис Кэйс, хозяйки, у которой она снимала комнаты.

Поезд доставил Грэйс в Суссекс, и она сошла на узловой станции Барнхэм. Не очень-то обнадёживающий вид имела эта станция: несколько навесов из рифлёного железа, пустые загородки для скота и груды жестяных помятых бидонов для молока. Но это не смутило Грэйс.

Она разыскала дорожный столб, на котором было написано «Винраш», и так как на нём было указано, что до Винраша всего одна миля, она пошла туда пешком.

День был ветреный, свежий, зелёный. Запах влажной земли чудесно смешивался с солёным запахом моря. Грэйс вдруг больно поразила мысль, что вот мир так прекрасен, а между тем в нём происходит война, которая увечит лик природы, уродует красоту, уничтожает людей. Её юное лицо омрачилось. Но когда она пришла в Винраш, оно немного просветлело. В ту самую минуту, как она вошла в Винраш, она решила, что все здесь восхитительно. Винраш представлял собой маленькую деревушку, собственно — короткую улицу, выходившую одним концом в поле, другим — к морю. На этой короткой улице в центре помещалась единственная лавчонка с намалёванной от руки вывеской весьма доморощенного вида: «Миссис Кэйс — Бакалея — Мануфактура — Аптека». Признаков аптеки было не слишком много, если не считать пачки слабительных порошков Зейдлица в окне. Грэйс лавчонка очень понравилась, и она долго рассматривала её витрину, узнавала разные вещи, напоминавшие ей детство. Конфеты, которые назывались «Тонкий Джим», действительно очень тонкие и неаппетитные на вид. А вот и другие, большие, красивые шарики, красные с белым, которые являлись сплошным надувательством, потому что, покупая, вы были уверены, что внутри — орешек, а его там не оказывалось. Словом, Грэйс с интересом рассматривала витрину, потом порывисто вздохнула и вошла в лавку. Она вошла так стремительно, что споткнулась и чуть не упала, так как в лавке было темно и она не заметила ступеньки у входа. Когда она со стуком налетела на бочонок с отличным посевным картофелем, из-за прилавка раздался голос:

— О боже, милочка моя!.. Все эта негодная ступенька!..