Звезды смотрят вниз

— Видите ли… — Сэмми колебался, смущённый, боясь обидеть Марту. Но счёл своим долгом сказать правду. — Мама печёт такие же вкусные пироги, когда у неё есть всё, что нужно. Но у неё теперь не бывает всего, что нужно для пирога.

Но даже это заявление не могло нарушить упоения Марты.

— Твой дядя Пэг получает пособие как безработный?

Худое личико Сэмми вспыхнуло.

— Да, но это только теперь, ненадолго.

— Твой отец никогда бы не остался безработным, — объявила она с гордостью.

— Я знаю, — согласился Сэмми.

— Он был лучшим забойщиком в «Нептуне».

— Я знаю, — опять сказал Сэмми, — мне мама говорила.

Наступило молчание. Марта смотрела, как он доедал пирог, потом отрезала ему ещё кусок. Сэмми взял его с застенчивой улыбкой, — улыбкой её покойного Сэма.

— Чем ты хочешь быть, когда вырастешь, Сэмми?

Он подумал, а она жадно ожидала ответа.

— Я хотел бы быть тем же, чем был мой папа, — сказал он наконец.

— Вот как! — прошептала Марта. — Вот ты чего хочешь, Сэмми.

— Да.

Она стояла неподвижно. Она ощущала какую-то слабость, изнеможение. Волнение обессилило её. Её родной Сэмми вернулся к ней, чтобы продолжать славную традицию. Она ещё увидит снова Сэмми Фенвика первым забойщиком «Нептуна». Волнение мешало ей говорить.

Сэмми съел пирог до последней крошки, поднял с колен шапку, книги и встал.

— Не уходи ещё, Сэмми, — запротестовала Марта.

— Мама будет беспокоиться, — возразил Сэмми.

— Ну, так возьми это с собой в карман, Сэмми, возьми, потом съешь. — Она с лихорадочной торопливостью отрезала для него новый кусок пирога, завернула его в промасленную бумагу, достала из буфета румяное яблоко и заставила Сэмми сунуть то и другое в карман. У двери она остановила его: — Приходи ко мне завтра, Сэмми. — И голос её умолял… умолял…

— Ладно, — сказал Сэмми и рыбкой метнулся из дома в переулок.

Марта стояла и все глядела ему вслед даже и тогда, когда он давно исчез из виду. Потом повернулась и вошла обратно в кухню. Она двигалась медленно, словно с трудом. На кухне взгляд её упал на начатый пирог. Она стояла, безмолвная, неподвижная, а перед её бесстрастным взором проносился поток воспоминаний. Вдруг лицо её дрогнуло. Она села у кухонного стола, опустила голову на руки и горько заплакала.

XII

Процесс политического развития Дэвида был подобен развитию человеческого тела: медленный рост, неощутимый день ото дня, но весьма заметный, если сравнить его результат с тем, чем был Дэвид пять лет тому назад. Цель стояла перед ним, ясная и чёткая, но шёл он к ней длинными и трудными путями. Он работал; работал невероятно много; и ждал. Он многому научился, а главное, — воспитал в себе терпение. За первой его речью в Палате через несколько месяцев последовала вторая — о бедствиях в угольном районе. Толки, вызванные этой речью, побудили некоторых лидеров партии обратиться к нему за сведениями. Затем в Палате было произнесено несколько блестящих речей по поводу неблагополучия в угольном районе, и хотя речи эти были почти целиком сочинены Дэвидом, слава досталась не ему. Впрочем, несколько позже его в виде благодарности избрали в ведомственную комиссию по исследованию вопроса о нетрудоспособности горнорабочих. Весь следующий год он работал в этой комиссии над вопросом о профессиональных заболеваниях горнорабочих — дрожание глазного яблока, болезни коленных связок и явления силикоза[26] в нерудных копях. Перед концом сессии он был кооптирован в комиссию по установлению квалификации административного персонала в копях. В следующем году Нэджент, который должен был выступать в Олберт-холле на массовой демонстрации по случаю съезда профсоюзов, заболел инфлуэнцой и, по своему настоянию, был заменён Дэвидом. Речь Дэвида перед аудиторией в пять тысяч человек была «гвоздём вечера», она отличалась пламенным воодушевлением, глубоким чувством и острой меткостью выражений. Как это не парадоксально, но блестящее выступление в один тот вечер привлекло к нему больше внимания, чем все усердные труды за предыдущие два года. Он стал заметной фигурой на разного рода конференциях. Это он составил для съезда профсоюзов докладную записку о национализации рудников. Его статья «Электричество и прогресс» была прочитана в Америке на съезде Рабочей партии. Потом он был избран главным представителем шахтёров в комиссию, пересматривавшую вопрос о затоплении шахт. Осенью 1928 года он состоял уже членом фракции лейбористов в парламенте и, наконец, в начале 1929 года достиг вершины успеха: он был выбран в Исполнительный комитет Союза горнорабочих.