— Вначале я чувствовал то же самое, что вы. Пожалуй, даже нечто похуже… Ненависть… жуткую ненависть. Но я старался побороть её в себе. Не легко это. Когда человек бросает в вас бомбу, то первое ваше естественное побуждение схватить её и бросить в него обратно. Я говорил обо всём этом с Нэджентом, когда он был здесь. Жаль, что вы незнакомы с ним, Артур, это самый разумный человек из всех, кого я знаю. Так вот, Артур, ничего нет хорошего в том, чтобы бросить бомбу обратно. Гораздо умнее не обращать внимания на того, кто её бросил, и заняться организацией, которая его послала. Бесполезно добиваться наказания отдельных лиц за несчастье в «Нептуне», когда виновата вся экономическая система. Понимаете, что я хочу сказать, Артур? Что пользы отрубить ветвь, когда болезнь подтачивает самые корни дерева?
— Значит, вы ничего не намерены предпринять? — спросил Артур в отчаянии. Слова как будто застревали у него в горле. — Ничего? Абсолютно ничего?
Дэвид покачал головой, лицо его было сурово и печально.
— Я хочу попробовать что-нибудь сделать, — сказал он медленно, — после того как мы избавимся от войны. Пока ничего не могу вам сказать. Но, поверьте, я приложу все силы…
Оба долго молчали. Артур нервным, растерянным жестом провёл рукой по глазам. Лоб его был покрыт бусинками пота. Он встал, собираясь уходить.
— Так вы не хотите мне помочь? — сказал он сдавленным голосом.
Дэвид протянул ему руку:
— Бросьте это, Артур, — промолвил он с искренним дружелюбием. — Не давайте этим мыслям завладеть вами, иначе тяжелее всего придётся вам. Забудьте обо всём.
Артур густо покраснел, его худое мальчишеское лицо выражало нерешительность и страх.
— Не могу, — сказал он все тем же измученным голосом. — Не могу я забыть об этом.
Он вышел из комнаты в крошечную переднюю. Дэвид отпер входную дверь. Шёл дождь. Не глядя на Дэвида, Артур пробормотал «до свиданья» и нырнул в сырой мрак. Дэвид постоял ещё на пороге, прислушиваясь к его торопливым шагам, постепенно замиравшим вдали. Потом уже не слышно было ничего, кроме медленного шороха дождя.
VI
Артур добрался до дому только к семи часам. В своём душевном смятении он испытывал потребность быть одному и надеялся, что дома уже отужинали. Но ужин ещё не кончился. Когда он вошёл, все сидели за столом.
Баррас ликовал. Он побывал сегодня в Тайнкасле и привёз весть о новой победе над немцами. В сражении при Лоосе 26 сентября английская армия на западном фронте одержала блестящую победу, потеряв всего только пятнадцать тысяч человек. «Тайнкаслский Аргус» исчислял потери противника в девятнадцать тысяч убитых и раненых, семь тысяч пленных, сто двадцать пять захваченных пушек. «Северная звезда» немного перещеголяла «Аргус», насчитав двадцать одну тысячу убитых и раненых германцев и три тысячи пленных.
Баррас весь сиял радостным удовлетворением. Он одновременно и ел котлеты и громким, торжественным голосом читал вслух официальное сообщение в «Северной звезде». До войны Баррас никогда не покупал вечерней газеты, удовлетворяясь чтением «Таймс», теперь же он никогда не приходил домой без вечернего выпуска «Аргуса» или «Звезды», или даже и того и другой вместе. С газетой в руке он вскочил из-за стола и подошёл к противоположной стене, на которой висела большая карта, вся утыканная флажками союзных армий. Внимательно сверяя газету с картой, он передвинул с полдюжины флажков Соединённого королевства. Передвинул вперёд.
Артур исподтишка наблюдал за отцом, и вдруг у него мелькнула жуткая мысль. Отец его, Ричард Баррас, передвигавший флажки, показался ему каким-то собирательным образом тех, кто вызвал войну. Он, ликовавший от того, что захвачено несколько сот ярдов разрушенных окопов, и был в сущности виновником гибели этих тысяч людей.
Переколов флажки, Баррас принялся внимательно изучать карту. Он весь, с головой, ушёл в эту войну, растворился в ней; он был патриотом и жил в каком-то вихре, забыв обо всём. Он уже состоял в шести комитетах и намечался в члены Северной комиссии помощи беженцам. Телефон звонил с утра до вечера. Автомобиль вечно носился в Тайнкасл и обратно. А из «Файв-Квотерс» и «Глоба» добывался уголь и великолепно раскупался по цене сорок шиллингов за тонну без доставки.
Баррас вернулся к столу. Садясь, он украдкой покосился на Хильду, Грэйс и Артура, точно желая проверить, видели ли они манёвры с флажками. Затем с явным удовлетворением снова уткнулся в газету. Его прежняя озабоченность и замкнутость исчезли. Жилы на висках немного набухли, и видно было, как пульсировала в них кровь.
В нём замечалось смутное, почти лихорадочное возбуждение. Он напоминал больного, который вопреки предписаниям врача упорно остаётся на ногах, у которого неправильный обмен веществ и усилены все отправления организма.
Читая газету, он всё время барабанил пальцами по столу. Звук этот немного напоминал быстрое выстукивание кровли в шахте.
Несколько минут тишину нарушало лишь это частое постукивание пальцев. Затем произошла невероятная вещь.
Баррас дважды перечёл про себя какую-то заметку в газете и поднял голову: