Звезды смотрят вниз

— Ну-ну, — примирительно сказал Дженнингс, — попытаться, конечно, можно. — Он вздохнул. — Да, был бы у нас план, не случилось бы сейчас и всей этой проклятой передряги. Господи, какими идиотами люди были в старые времена!

Он поморщился от боли в затылке.

— Чёрт бы побрал проклятый фурункул! Я стал пить дрожжи, но не вижу, чтобы это сколько-нибудь помогало.

Пока Дженнингс возился со своей перевязкой, вернулся Гудспет.

— Я как следует все осмотрел, мистер Баррас, сэр, — доложил он. — Ничего хорошего насчёт этой старой шахты не могу сказать. Она завалена пустой породой, хотя и не так уж сильно. Но там не одни обвалы, там и газ тоже, скверный, чёрный газ. Мы спустили туда человека лебёдкой и он вернулся обратно едва живой. Впрочем, я думаю, мы за сутки могли бы очистить шахту от закладки и газа.

— Благодарю вас, Гудспет. Мы пойдём в шахту сейчас же.

Сомнений быть не могло. Баррас намеревался сам руководить спасением людей. Было что-то величественное в спокойном и решительном тоне его распоряжений, он подчинял себе людей без всякого усилия, подавляя панику, действовал как самодержавный властитель.

Когда они вчетвером выходили из конторы, к ним навстречу побежал через двор молодой врач Льюис, работавший теперь вместе с доктором Скоттом. Он сказал:

— Я только что узнал… возвращаясь от роженицы… Не могу ли я чем-нибудь помочь здесь? — Он выжидающь замолчал, уже мысленно рисуя себе свои героические подвиги в глубине рудника.

Доктор Льюис был розовощёк и юношески пылок, энтузиазм так и бурлил в нём. В Слискэйле его за глаза называли всегда «молодой доктор Льюис». Дженнингс посмотрел на него так, словно ему хотелось дать «молодому Льюису» хорошего пинка в его молодой зад. И отвернулся.

Баррас же сказал благосклонно:

— Очень вам признателен, доктор Льюис. Нам, может быть, понадобятся ваши услуги. Ступайте в контору, там Сол Пикингс сварит вам чашку горячего какао. Вы нам можете понадобиться позднее.

Доктор Льюис, обрадованный, суетливо побежал в контору. А Баррас, Дженнингс, Армстронг и Гудспет направились к старой шахте. Только что начинало светать. Было холодно. С невидимого неба тихо падали редкие, лёгкие, словно трепетавшие в воздухе хлопья снега. К четырём мужчинам присоединилась партия в двадцать пять человек. Молча шли они через взрытый пустырь. Снег постепенно окутывал их пеленой и скрывал от глаз. То был первый спасательный отряд.

Новость начала уже распространяться по городу. На Террасах распахивалась одна дверь за другой, и мужчины и женщины выбегали из дома и мчались вниз по Каупен-стрит. К бежавшим по дороге присоединялись другие. Они бежали, словно гонимые какой-то посторонней силой, словно копи вдруг стали магнитом, притягивавшим их помимо их воли. Они бежали, потому что не могли оставаться дома. И все бежали молча.

Марта узнала о несчастье от миссис Брэйс. В первую минуту она подумала скорее с благодарностью, чем с испугом: «Слава богу, моего Сэмми там нет». Сжимая грудь руками, она разбудила Сэма, затем накинула на плечи пальто и вместе с Сэмом побежала к шахте. Рядом бежал и старый Ганс Мессюэр. Ганс брил какого-то раннего посетителя, когда услышал о случившемся. И теперь он бежал, держа в левой руке намыленную кисточку. Дэвида новость застигла на велосипеде, по дороге в город. Он сразу повернул к копям. Жена Боксёра Лиминга узнала о случившемся, ещё лёжа в постели, а Ча, сын его, — выходя с чёрного хода из трактира «Привет». Сюзен, жена «Скорбящего», — во время утренней молитвы. Миссис Риди, повитуха, — у постели роженицы, где она помогала доктору Льюису. Джек Риди, её старший сын, в это время направился в трактир подкрепиться стаканчиком. Вместе с Ча Лимингом он тотчас побежал к шахте. Матери Неда Софтли сказали по дороге в прачечную. Старый Том Огль услышал новость в уборной. И побежал, застёгивая по дороге штаны.

Не прошло и нескольких минут, как во двор перед шахтой набилось человек пятьсот мужчин и женщин, а снаружи за воротами толпилось ещё больше. Они стояли молча, женщины почти все в платках, мужчины без пальто, резко чернея на белом снегу. Стояли, подобно громадному хору, выстроившемуся в тишине под тёмным от снежных туч небом. Они не были действующими лицами в разыгрывавшейся трагедии; но это не умаляло их участия в ней. Они стояли в молчании, молчании смерти под этим бессмертным, хмурым небом.

Было уже девять часов, и падал сильный снег, когда Баррас, Дженнингс и Армстронг, пройдя через «Снук», вошли во двор перед шахтой. Армстронг посмотрел на толпу и сказал:

— Не приказать ли запереть ворота?

— Нет! — возразил Баррас, рассматривая людей своими холодными близорукими глазами. — Велите развести костёр. Большой костёр посреди двора. Им холодно стоять здесь.