Все силы сосредоточены были теперь на продвижении в старую шахту: теперь всем было совершенно ясно, что те, кого не досчитались, могли оказаться замурованными в отвале. Хотя с момента катастрофы прошло уже десять дней, люди эти, может быть, ещё живы. И в новом бешеном усилии те, кто работал у котловины удвоили старания. Они напрягали нервы, расточали все свои силы. От начала взрывных работ прошло шесть дней, и, пустив в ход последний заряд, они перебрались, наконец, через озеро на главный штрек, продолжавшийся за ним. Измученные, но ликующие спасатели ринулись вперёд на запад. Но в шестидесяти шагах от озера им преградила дорогу совершенно обрушившаяся базальтовая кровля. Они остановились в безнадёжном отчаянии.
— О боже мой, — простонал Дженнингс. — И осталось-то, может быть, каких-нибудь полмили!.. Никогда мы до них не доберёмся. Никогда. Это конец.
Он в полном изнеможении прислонился к базальтовой скале и закрыл лицо рукой.
— Мы
XXIV
Первым умер Гарри Брэйс. У Гарри Брэйса было слабое сердце, он был уже не молод, да и купание в Скаппере жестоко отозвалось на нём; он умер просто от истощения. Никто не знал, где и как это произошло, пока Нед Софтли не наткнулся рукой на мёртвое, похолодевшее лицо Гарри и закричал, что Гарри умер. Случилось это к концу третьей ночи, но, впрочем, для них теперь всегда была ночь, потому что лампы опустели и погасли, и все свечи догорели, кроме одной, которую Роберт берег на крайний случай. Темнота была не так уж неприятна, она милосердно окутывала их, теснее объединяла и укрывала.
Их было всего девять: Роберт, Гюи, Лиминг, Пат Риди, «Иисус Скорбящий», Сви Мессюэр, Нед Софтли, Гарри Брэйс и ещё два шахтёра — Беннет и Сет Колдер. Первый день они занимались лишь тем, что стучали, главным образом, стучали… та-та… та-та… та-та-та-та… Снова и снова — та-та… та-та… та-та-та… словно чёткий бой барабана. Стучать было необходимо, стук указывал их местопребывание в непроглядном мраке. Десятки людей были спасены, благодаря тому, что их стук услышали спасавшие… Та-та-та-та-та… Они по очереди подходили к каменной стене. Но на второй день Боксёр вдруг завопил:
— Перестаньте! Ради Христа, перестаньте, не могу я больше слышать этот проклятый стук!
Нед Софтли, чья очередь была стучать, тотчас же остановился. Видимо, и остальные были довольны, когда стук прекратился. Они не стучали около часу, затем все, в том числе и Боксёр, решили, что надо продолжать. Люди, которые придут, должны прийти через старую шахту Скаппера, они, вероятно, уже где-то очень близко. — «О, они уже, должно быть, так близко, что можно услышать „алло“», — сказал Сви Мессюэр. И Нед начал: та-та… та-та… та-та-та-та.
Вскоре после этого «Скорбящий» в первый раз отслужил молебен. «Скорбящий» и до этого много молился на коленях, но молился про себя, в стороне от остальных, с тем страстным напряжением, с каким и сам Иисус молился некогда в саду Гефсиманском. «Скорбящий» был молчаливый и серьёзный человек, не навязывавший своих убеждений другим, если не считать таких средств молчаливой пропаганды, как брошюры религиозного содержания и сэндвичи. На футбольных матчах в Витли-Бэй или Слискэйле «Скорбящий» обыкновенно стоял где-нибудь или медленно бродил среди шумной толпы, повесив себе на грудь и спину плакаты относительно «слез Иисусовых». Это был самый смирный из всех когда-либо существовавших адептов Иисуса, и далеко не худший. Так что не в его характере было заставлять других молиться. Но, как это ни странно, Роберт, никогда не ходивший в церковь, вдруг заявил, что надо всем вместе помолиться.
«Скорбящий» ничего не говорил, но ему хотелось этого, очень хотелось, и предложение Роберта обрадовало его. Начал он с очень хорошей молитвы, в которой не упоминалось ни о чём, вроде разрывания на себе одежд или «одетой в пурпур жены»[14]
. Она была полна глубокой веры и грубых грамматических ошибок и кончалась очень просто: «Так выведи же нас отсюда, господи, во имя Иисуса Христа. Аминь».Затем «Скорбящий» прочитал короткую проповедь. Он выбрал текст Евангелия от Иоанна: «Я светоч мира. Тот, кто последует за мной, не будет ходить во тьме, но увидит свет жизни». Он просто беседовал с товарищами, говорил самыми обыкновенными словами.
Потом они спели гимн «Приди, приди, Спаситель»:
Наступила тишина, в которой слышалось только ещё не умолкшее эхо. Никому, видимо, не хотелось нарушать молчания. Все сидели совсем тихо, только Лиминг скрипел зубами. Но Лиминг был из тех, кто легко падает духом.
— О боже, — стонал он, — о Христос, помоги мне!