Йенна разворачивает листок и несет в свою комнату. Осторожно садится на край кровати и берет трубку. Долгое гудение. Йенна медленно нажимает на кнопки. Одна. Другая. Она нажимает, нажимает, и вот уже скоро, скоро сигнал пойдет по проводам, скоро кто-то ответит!
Йенна кладет трубку.
Кладет трубку, не дав кому-то на том конце ответить — или не ответить.
Глава 21
— Ты влюбилась в Сакариаса?
Вопрос ударяет в спину, Йенна чуть не падает. Она резко оборачивается, взмах хвостика: позади нее стоит Уллис. Уллис, Карро и Лиселотта.
— Нет, а что?
Йенна не знает, на кого смотреть, — боится всех вместе и каждую по отдельности. Стоят стеной, твердой красной кирпичной стеной.
Красные накрашенные губы.
— Ты, кажется, хотела пригласить его в пятницу? — говорит Лиселотта. — Я видела.
— Я тоже видела, — поддакивает Карро.
— Совсем не собиралась, с чего вы взяли? — быстро, может быть, слишком быстро отвечает Йенна, перебирая свои книги.
— Ага, значит, не собиралась, — Уллис сверлит Йенну взглядом. — Ну, мы, значит, ошиблись.
— Наверно уж, ошиблись, — Йенна довольна своим непринужденным тоном. — А что?
— Да нам просто интересно! — Лиселотта прижимает ладонь к груди. — Знаешь, такие вещи как-то хочется знать.
— Ясно, — Йенна пожимает плечами. — Ну, теперь вы знаете, что ни в кого я не влюбилась.
— Да, теперь мы знаем, — глаза Уллис блестят. — Как щека, кстати? Хенке сказал, что я заехала локтем тебе по щеке.
Хенке сказал Уллис, что та заехала локтем Йенне по щеке.
Хенке знает, как зовут Йенну.
Уллис и Хенке говорили о Йенне.
«Ты заехала Йенне по щеке», — сказал Хенке.
Йенна существует.
— Да нет, все в порядке, все нормально, — отвечает она.
— Ну ладно, — говорит Уллис, кивает Карро, которая кивает Лиселотте, и они уходят.
— Ты же никому не говорила, что я влюбилась в Сакке? — спрашивает Йенна Сюсанну, которая только что вернулась с занятия по фортепиано.
— Конечно, нет! — остановившись, Сюсанна роняет нотный лист, поправляет очки. — С чего ты вдруг подумала? Что тебе в голову взбрело?
Йенна пожимает плечами. Вообще-то, она знает. Вообще-то она знает, что Сюсанна никогда в жизни никому не выдаст ее тайну. Она никогда так не делала и никогда не сделает. Ни за что. И все же Йенне хочется поддразнить Сюсанну, вывести ее из себя. Она сама не понимает почему.
— Просто странно, что они решили, будто я в него влюблена, — говорит Йенна, — только потому, что я просто
— Значит, было заметно! Ты не очень-то пряталась. А я ничего не говорила.
Ты же сама знаешь. Я с ними вообще не общаюсь.
Сюсанна поднимает листок с пола. Он угодил в чей-то плевок. Уголок листка уже грязный и мокрый.
— А еще я видела, что ты там говорила с Лиселоттой, — Йенна продолжает наступление. — Когда был последний танец.
— Ну да, говорила. Она подошла и попросила жвачку, а потом стала болтать. Ты вообще сама виновата — где ты была?
Сюсанна уже вовсю сердится. Она машет листком, пытаясь его высушить.
— Я что, должна была сидеть одна, пока ты бегаешь по своим делам? Ты такая странная, Йенна.
— Может, ты сама странная?
Сюсанна смотрит на Йенну. Йенна смотрит на Сюсанну. Все тепло между ними улетучилось. Может быть, не сию минуту, а уже давно. «С&Й» — что с ними случилось? Как может дружба просто взять и испариться? Но Йенне и вправду кажется, что Сюсанна последнее время ужасно занудная и скучная. Больше сил нет. Может быть, пора расстаться.
Расстаться? Разве с друзьями расстаются?
Наверное, расстаются. Но с кем тогда дружить?
Ни с кем.
Правда. Кроме Сюсанны, у Йенны никого нет. Что правда, то правда.
— Прости, — говорит наконец Йенна. — Я понимаю, что ты ничего никому не говорила.
Сюсанна кивает, но все еще злится.
— Стефан передавал привет, кстати, — говорит она, бросает ноты в ближайшую урну и уходит.
Глава 22
Мама не может встать.
Йенна с мамой пришли в гости к Марите. Маритиных детей дома нет, муж Уве возится на кухне, чтобы дамы могли поболтать наедине.
Мама, Марита и Йенна пили кофе, сидя на диване — очень мягком диване обычной высоты. Дома у Йенны «адаптированный» диван: он стоит на кубиках, чтобы маме было легче вставать.
А в нормальных домах никаких специальных кубиков из центра социальной помощи нет.
Поэтому мама не может встать.
— Боже ты мой! — мама почти смеется.
Она пытается — не получается, не выходит. Мама раскачивается назад — вперед, чтобы оттолкнуться. Диван скрипит, но маме не встать. Она сидит, где и сидела.
Марита зовет Уве. У Йенны быстро бьется сердце, ей стыдно, и, когда Уве появляется в комнате, она отходит в сторону.
— Диван слишком низкий, — одышливо объясняет мама, шевеля здоровой ногой. — У нас дома… кубики такие специальные, и под кроватью, и под диваном, а тут… тут я встать не могу, черт.
— Ой-ой! — Уве старается изобразить бодрый тон. — Сейчас все уладим!
Он смотрит на Мариту. У Мариты в глазах слезы.
— Давай-ка поднимем ее, Марита! — обращается Уве к жене. — С двух сторон!
— Да как же мы? Надо осторожно.
— Конечно, осторожно.
— Все получится, все получится, — успокаивает их мама. — Я и сама постараюсь, если вы только…