Такой же успех был у нас и в Мелитополе. Хотя Орский оставался у меня на подозрении, но за отсутствием прямых улик подозрение ослабело, а во-вторых, сколь ни был мне антипатичен сей рыжий молодой человек, расставаться с ним в самый разгар поездки было неудобно. Пианист он был способный, и такого в два-три дня не заменишь.
Мы вернулись в Петербург. Захожу я по своим делам в депо роялей Шрейдера. Управляющий, большой мой приятель, радостно встречает меня. Поздравляет с успешным турне.
– Воображаю, сколько вы привезли с собою денег, если ваш пианист так хорошо заработал на этой поездке!
– Да? – полуспросил я, насторожившись.
– Как же, с месяц назад получили мы от него открытку из Мелитополя, где он просил задержать для него двухтысячный рояль, который он облюбовал себе перед отъездом. И действительно, не успел вернуться, внес целиком все полностью, и рояль стоит уже у него…
Я пробормотал что-то неопределенное в ответ. Но теперь уже не было никаких сомнений: Орский украл мои деньги. И задним числом вспомнилось мне, как он в Харькове носился на лихачах, кутил с женщинами, дарил им цветы, большие коробки конфет и вообще сорил деньгами. Мало того, как нежный старший брат он посылал мальчику-брату целыми пакетами дорогие игрушки в Петербург. Признаться, я накалился. Было сильное желание проучить наглого вора. Я обдумал всю инсценировку. Позвал к себе вечером гостей, исключительно мужчин, кое-кого из артистического мира, кое-кого из общества. А заблаговременно, по телефону, пригласил Орского. Он явился, ничего не подозревая, веселый, развязный, с моей легкой руки уже сделавший себе имя…
Вечер прошел оживленно, говорили о войне, музицировали, затем был подан ужин, а после ужина я пригласил Орского и двух-трех человек в так называемую «восточную» комнату. Запер дверь на ключ – и к Орскому:
– Сережа, ты украл в Александровске мои деньги! Если завтра не доставишь мне все сполна, я заявлю в сыскную полицию, ты сядешь в тюрьму, и твоя карьера будет кончена!
Может быть, это было и жестоко, но эффект получился чрезвычайный. Орский тут же, при свидетелях, бухнулся мне в ноги и, пытаясь целовать мои руки, умолял:
– Не губите меня, пожалейте доброе имя отца и матери! Я действительно мерзавец и негодяй, но взываю к вашему доброму сердцу, пожалейте меня!
На другой день от Орского был доставлен мне концертный шрейдеровский рояль. Но этим и ограничилось. Да и откуда ему было взять 2000 руб.? Я махнул рукою и вскоре забыл всю эту историю.
Тотчас же после революции, в дни керенщины, Орский сделался видной политической фигурою. Он арестовывал царских сановников, кричал о своей преданности революции, продавал с американского аукциона портреты Керенского и, кажется, был комиссаром над несколькими клубами, что приносило ему изрядный доход.
При большевиках он арестовывал агентов Временного правительства, а когда французы уступили Одессу григорьевским бандам,
Орский занял в этом городе видный комиссарский пост. По странной иронии судьбы, я в это время в Одессе же перешел на нелегальное положение. К счастью, Орский слишком поздно, накануне смелого завоевания Одессы добровольцами узнал, где я и что я. Только благодаря этому сорвалась его месть за то унижение, которое он испытывал при моих друзьях в «восточной» комнате на Каменноостровском проспекте.
Я сталкивался и с профессиональными ворами, и, признаюсь, они много симпатичнее своего коллеги-дилетанта Сергея Орского. Они не прикрывались никакими героическими тогами и стойко несли свое клеймо отверженных. По отношению же к нам, артистам, они проявляли какое-то меценатство, никогда не посягая на наши бумажники, часы и портсигары. Я опускался на столичное воровское дно вместе с Александром Ивановичем Куприным. Знаменитому писателю нужны были человеческие документы. Мне нужны были впечатления вне круга моей обыденщины.
Вождем и атаманом всех петербургских воров был некий Сашка-цыган, смуглый, черноволосый парень, голубоглазый, малый ростом, очень широкий в плечах, очень сильный физически. Во время войны я устроил благотворительный спектакль в Малом театре, где поставили «Цыганские романсы в лицах», по Северскому, с участием таких сил, как Владимир Николаевич Давыдов и Раиса Раисова. Чистый сбор достиг небывалых размеров, выросши в такую внушительную цифру, как без малого 20 тысяч рублей.
Не ограничившись этим, мы в последнем антракте устроили в фойе сбор добровольных пожертвований. Собирали артисты во главе с Владимиром Николаевичем Давыдовым; он держал в обеих руках свою шляпу, и она быстро наполнялась кредитными билетами. Отовсюду тянулись руки к маститому артисту. Я находился тоже в толпе. Вдруг подбегает ко мне Саша Орлов.
– Юрий, только что срезали у Владимира Николаевича царский подарок, часы с цепочкой. Вот этот самый срезал!..