Звезды царской эстрады

Дамы показывались на улицах в бриллиантовых серьгах, не боясь, что корявые лапы вырвут их из ушей с мясом; открывались клубы, не боясь вооруженных налетов. Порядок в городе охранялся патрулями французскими, добровольческими и польскими. Но всё же твердой власти не было. Было какое-то мягкотелое многовластие. Генерал Деникин назначил военным губернатором Одессы генерала Санникова. Молодой колчаковский генерал Гришин-Алмазов сам себя назначил военным губернатором одесской зоны. Французский полковник Фрейденберг считал себя диктатором Одессы и поступал как диктатор. Греки знали свое командование; польская бригада никому не подчинялась, кроме генерала Желеховского. Французский консул Энно делал высшую политику и объединял демократические элементы. Это безвластное многовластие ничего хорошего не сулило. Большевицкие организации до поры до времени сидели в подполье, но подполье их было довольно явное.

Одесса кишмя кишела превосходительствами, высокопревосходительствами и сиятельствами. Все самое блестящее, самое сановное с крушением гетманского Киева откатилось сюда, и повторилась та же киевская пляска на вулкане, только вместо германских офицеров в касках с орлами были французы в расшитых золотом кепи.

Как грибы в дождь, росли рестораны и клубы, и всё это в лучших особняках, с лучшими поварами. Флигель-адъютанты и камергеры заведовали кухней, буфетом, игорным залом и так ловко орудовали гибкою лопаточкою крупье, словно всю свою жизнь только этим и занимались.

Попробовал я счастье и тоже в роскошном особняке открыл ресторан. Для этого пришлось заложить в банке часть уцелевших у меня драгоценностей. Дела с места в карьер пошли великолепно. Оставалось только радоваться, но полной радости не было – ее отравлял червячок сомнения. Не было веры в прочность положения. Таких скептиков, как я, было много. Наш скептицизм оправдывался наперекор «видимости». А видимость была внушительная: сорокатысячный французский корпус, снабженный последним словом военной техники, две греческие дивизии и добровольческая бригада – все это являло собою внушительную силу…Казалось бы, никакие большевики не страшны. А между тем гром грянул поистине среди ясных небес.

Антракт Морфесси-ресторатор

Морфесси не раз участвовал в «ресторанных» коммерческих проектах. И, судя по фактам, его заведения были вполне успешны. Правда, долго ни одно из них не продержалось. Причиной тому всякий раз становились разные обстоятельства, но только не ошибки самого Юрия Спиридоновича. Скорее, недостаток благоволения Фортуны к маэстро.

Задолго до одесского предприятия, в феврале 1915-го, Морфесси & Co. осведомляли светское общество об открытие элитарного клуба «Уголок».

«Петроградский листок», 10 февраля 1915 года:

«На Итальянской улице, в доме № 19, вы найдете дубовую дверь, ведущую в подземелье. Дверь мрачновата. Но чуть растворите вы ее, как попадете в царство света и уюта – “Уголок”.

Над входной дверью надпись: “Талантам и поклонникам”, ибо “Уголок” учрежден во имя служения артисту и ради единения его с поклонником. Для артистов вход бесплатный и цены в буфете самые “венские”. Для поклонников же нужна, во-первых, рекомендация двух членов общества “Уголок”. Во-вторых, входная плата в 5 рублей и, в-третьих, свободная наличность на сумму не свыше 300 рублей.

Цены буфета весьма и весьма кусательные. Но, кроме добра, от этого ничего не получается: входная плата и цены буфета отгораживают “Уголок” от наплыва улицы, а рекомендация членов оберегает честь и спокойствие учреждения от таких прожигателей жизни, которые прославились своими эксцессами, и от таких особ, которые прославились чересчур веселым поведением. Вот почему публика “Уголка” – исключительная публика: умеет и веселиться и в самом разгаре веселья оставаться приличной, европейски внимательной и благодарной артистам, по-семейному, за столиками исполняющим свои номера.

Артисты все первоклассные. Тут Ф. И. Шаляпин пел, пригорюнившись за столиком, свою знаменитую “Ноченьку” и любовался на “Русскую”, которую лихо отплясывал артист Императорского балета А. Орлов. Тут и Липковская пела цыганские песни…

Тут и сам В. Н. Давыдов – почетный член “Уголка” – пел грустные, за сердце хватающие романсы. Тут и французский артист Императорского театра в книге почетных посетителей написал: “Мы нашли в “Уголке” то, что забыли в Париже, – непринужденное веселье и уют”.

Тут и приятный баритон Морфесси и могучий бас Макаров (два энергичных учредителя “Уголка”) спаивают посетителей своими шутками и песнями.

…Тут поет русско-французские шансонетки Поль-Барон и итальянские – Ксендзовский. В прошлый раз Ксендзовскому за песню какой-то посетитель вынул 100 рублей:

“Пожертвуйте от своего имени на воинов”. Тут под неслыханный хохот рассказывает еврейские анекдоты Мамонт Дальский…

Да разве перечислишь, что тут без программки, экспромтом может вспыхнуть за столиками: и песня, и пляска, и рассказ. И все это прилично и непринужденно.

Ну разве подумает кто-нибудь, что тут несколько недель назад был… дровяной склад.