Звезды высокого неба

— Я никак не хочу подчеркивать исключительность моей профессии. Эта исключительность временная. Во времена Уточкина профессия летчика тоже была исключительной, редкой профессией, а теперь ее такой не назовешь. То же самое будет и с космонавтикой. По мере ее развития число людей, которые будут принимать непосредственное участие в космических полетах будет резко возрастать. Думаю, что уже на нашем веку станут известны имена сотен космонавтов. И все-таки до момента освоения Луны, строительства на Луне и ближайших планетах, которое невозможно без регулярной транспланетной связи, эта профессия массовой не станет. И еще мне хотелось бы уточнить само понятие «космонавт». Существо понятия «космонавт» то же, что и понятия «полярник».

Вот «летчик-космонавт» — это профессия, которой надо учиться, которая предъявляет определенные требования к здоровью и физическим данным человека. Немыслимо освоение космоса без летчиков-космонавтов. Это — главная космическая профессия. Но обратимся опять к авиации. Вначале летали только летчики. Летчиком называли всякого, летавшего над Землей. Появились многоместные самолеты, и появились штурманы, радисты, бортинженеры. Наконец, появились пассажиры. То же будет и в космонавтике. Уже первый советский многоместный космический корабль «Восход», пилотируемый летчиком-космонавтом Владимиром Комаровым, имел в составе своего экипажа космонавта-ученого и космонавта-врача. Будут со временем космонавты-инженеры, космонавты-физики, космонавты-строители, сварщики, астрономы…

— А журналисты? — перебил я.

— Журналисты обязательно! — засмеялся Юрий Алексеевич. — Без журналистов никак нельзя. Хотя я с ужасом думаю о том времени, когда даже в космосе нельзя будет спрятаться от журналистов…

Космос — лишь место приложения труда и таланта людей самых разных земных специальностей…

Так говорил Гагарин. Он хорошо понимал, что в грядущем освоении космического пространства будет время бурных наступлений и время затиший, время накапливания знаний и опыта и время их осмысления. Но важен самый общий итог:

— Полеты в космос остановить нельзя, — говорил Гагарин. — Это не занятие одного какого-то человека или даже группы людей. Это исторический процесс, к которому закономерно подошло человечество в своем развитии.

Тогда же разговор зашел об опасности его работы и неизбежности будущих жертв.

— Ничего не дается людям даром, — говорил Юрий Алексеевич. — Ни одна победа над природой не была бескровной. Мы начали узнавать околоземной мир. А разве земные наши открытия не оплачены жизнями замечательнейших людей, героев разных стран, отважных сынов человечества? Норвежец Амундсен и англичанин Скотт, американец Де-Лонг и француз Лаперуз, наш ледовый герой Георгий Седов и неутомимый путешественник Алексей Федченко — как длинен этот драматический список открывателей нашей планеты. Люди погибали, но новые корабли уходили со стапелей, новые самолеты выруливали на взлетную полосу, новые отряды отправлялись в леса и пустыни. Но разве это судьба только путешественников? Разве не отдавали во имя знаний своих жизней физики? Разве не жертвовали собой ради других врачи? А летчики-испытатели?..

Да, конечно, Гагарин понимал, что его работа опасна. Но он не считал опасность достаточно серьезным основанием, чтобы не заниматься этой работой. Он любил ее и знал, что она нужна людям.

Это понимал и К. Э. Циолковский. Юра Гагарин еще учился ходить, когда Циолковский писал одному из сотрудников ГИРД:[1] «Нет более новой и трудной техники в мире, чем дело реактивного движения». Юрий Гагарин был уже легендарным человеком, когда С. П. Королев писал: «Мы стараемся все делать не торопясь, основательно. Наш девиз: беречь людей. Дай-то бог нам сил и умения достигнуть этого всегда, что, впрочем, противно закону познания жизни. И все же я верю в лучшее, хотя и все мои усилия, и мой разум, и опыт направлены на то, чтобы предусмотреть, предугадать как раз то худшее, что подстерегает нас на каждом шагу в неизведанное…»

Эти три замечательных человека, принадлежащие трем разным поколениям (Циолковскому было 49 лет, когда родился Королев, а Королеву 27, когда родился Гагарин), понимали, сколь тернист путь, по которому они идут, но, кроме того, они понимали, что это их путь, и не могли свернуть с него на обочину жизни. Они не задумывались тогда о том, что шагают в бессмертие. И пришли в него.

Гагарин любил говорить о прошлом, о гении Циолковского, обогнавшего свой век, о первых работах Цандера, Королева, Глушко. Он знал настоящее, был в курсе современных гипотез и теорий, сам принимал участие в разработке насущных планов, готовил в полет и готовился к полету. Он мечтал о будущем. Он был настоящим мечтателем, хотел непременно побывать на Луне, слетать на Марс, вообще хотел летать много и долго. Превратив фантастику в факт, он, наверное, менее благоговейно относился к фантастике, чем другие, просто лучше других знал относительность ее жизни.