Звезды зовут…

«Аламагуса» — точная и едкая сатира на американскую военщину, в долгих разъяснениях она не нуждается. Но подробного разбора требует короткий, емкий и сложный рассказ Рэя Бредбери «Уснувший в Армагеддоне».

Прежде всего, надо напомнить, что рассказ этот — единственный в нашем сборнике пример «чистой фантазии», ненаучной. «Ненаучная» в данном случае просто эпитет, литературоведческий термин, а не упрек. Это разновидность фантастики, где обстановка явно условна, космос только для видимости. Чистая фантазия — это откровенная сказка, но для взрослых, рассказ-басня, рассказ-притча с аллегорическим смыслом.

Бредбери, как и Лем, не нуждается в рекомендациях, он хорошо известен любителям фантастики. Мы читали его лирическую повесть «Вино из одуванчиков» и роман «451º по Фаренгейту» — книгу о мрачном обществе, где чтение считается преступлением. Это протест против реакционных тенденций в США, против дешевой массовой псевдокультуры, против серой стандартизации мышления, против культа пустых развлечений, забивающих время.

«Марсианские хроники» Бредбери — серия рассказов глубоко психологических и символических. Марс только условное название сказочно преображенного Техаса (или Оклахомы, или Калифорнии), а каждый рассказ — задумчивое повествование о человеке.

Рассказ «Уснувший в Армагеддоне» написан в ключе «Марсианских хроник». Как и Марс в хрониках, астероид здесь условен: не бывает же астероидов с воздухом, пригодным для дыхания. Деталь эта как бы напоминает, что и прочие подробности надо понимать в переносном смысле.

Слово «Армагеддон» — библейского происхождения. Считается, что это Хар Мегиддо — название горы в Палестине, по Библии место сражения войск бога с антихристом. В переносном смысле употребляется в значении «кровопролитие», «жестокая битва», «последнее сражение».

Итак, уснувший в жестокой сече… где-то на астероиде.

Я понимаю рассказ так: вот носится по миру (условно — по космосу) занятый своими делами самоуверенный американец, думает только о себе, о еде, воздухе, сне, о спасении собственной жизни. И воображает, что, кроме него, и нет ничего. Чужая земля только стоянка, место для ночевки: просидел несколько дней, дождался помощи и уехал. Но не проходит даром вторжение в чужой край, прикосновение к чужой жизни. Незаметно, невидимо накладывает она на него свой отпечаток. Так ли безопасно трогать чужие миры? — как бы вопрошает Бредбери. — Не наивно ли воображать себя полновластным хозяином Вселенной? Писатель полемизирует со всеми предыдущими рассказами об американцах, хозяйничающих в космосе, обо всех этих ветеринарах, уголовниках, охотниках за парусами и инвентаризаторах казенных псов. Вы думаете, что космос — ваша вотчина? Как бы эта вотчина не отомстила, не подмяла вас…

Что имеет в виду Бредбери: космос?.. Или Окинаву?.. Или Корею… Вьетнам, быть может?

Из будущего в настоящее

Вероятно, вы заметили, что во всех разделах рассказы расположены в том же порядке, как и на схеме: первое слово предоставляется романтикам, затем дается авантюрное произведение, психологическое, сатирическое, далее — предостережение. «Аламагуса» — сатира, «Армагеддон» — предостережение; эту разновидность фантастики иначе называют антиутопией.

«Отверженные» Джорджа Смита тоже антиутопия, но достаточно ясная, прямолинейная, не завуалированная, как у Бредбери. Это предостережение против расового высокомерия, против мифа о прирожденном превосходстве, о собственной исключительности, неизбежно ведущего к войнам.

Хорошо бы и на нашей Земле всех фашиствующих посадить на корабли и отправить в плавание по океану без права заходить в порты до скончания веков!

А вот с утопиями, с рассказом о светлом обществе будущего, на Западе бедновато. Есть великое множество романов и рассказов, выражающих тревогу за завтрашний день, выражающих опасения насчет засилья машин, ненужных открытий, перенаселения, вырождения. Есть множество произведений, ратующих за сохранение человечества, и очень мало — об улучшении человеческого общества.

«Полет „Утренней звезды“» — пример немногочисленных западных утопий. Роберт Мур Уильямс видит счастье в упрощении. Покинув пышные города и сбросив одежды, люди будущего у него развлекаются играми, а наскучив играть, начинают думать неизвестно о чем… едва ли о науке. Ведь машиной-справочником не пользовались уже несколько тысяч лет. Игры — задумчивость, игры — задумчивость… худосочный получается рай у Р.М.Уильямса. И не случайно главные герои его норовят удрать домой — в грешное прошлое. Но увы, возврата нет, и приходится им со вздохом сбрасывать одежки.

Патриархальное простодушное счастье — и в рассказе Теодора Старджона «Искусники планеты Ксанаду». Рассказ начинается мрачным событием — Земля гибнет от вспышки Сверхновой, человечество рассеивается по космосу. Но это только литературный прием, позволяющий рассказать об одном из многих путей развития, о милитаристской планете Кит Карсон, повторяющей воинственную историю колонизаторов, и об идеальном мире Ксанаду.