Звёздная месть. Книги 1-5

Общиной живет человек. Не рыщет подобно одинокому волку по степям и дебрям. Всегда рядом близкие его: отец, мать, жена, брат, сын – протяни руку и ощутишь тепло, опору и ласку. А нет родных, друг подставит плечо и выручит, согреет вниманием. Не один в мире смертный. И не один в своем собственном теле – всегда рядом надежда и вера. Ибо так было изначально, от зарождения времен, никогда не шел в одиночку рожденный среди себе подобных. Даже изгой, выброшенный родом-племенем за пределы свои, жил не один, зная, что рано или поздно придет тот час, когда его простят родные, прежние, или примут новые – в свою общину. И самый замкнутый и отрешенный отшельник не одинок, ибо творит свой пустынный подвиг ради тех, кого оставил, в болях и страданиях духовных за них. И витязь былинный, идущий на край света, в горестную чужбину пытать счастья, жив памятью о тех, к кому вернется... А возвращаться не к кому – сожгли дом родной, землю, по которой бегал сызмальства босиком, вытоптали, испоганили, и нет ни общины, ни рода, ни племени.

– Проклятье! – заорал во всю глотку Гуг Хлодрик. И отшвырнул прочь ни в чем не виноватую Ливочку. – Мы влипли как цыплята! Это все ты... Проспал! Недоносок хренов! Наследник чертов!

– Император, – поправил его карлик Цай ван Дау. И перед глазами у него проплыли сиреневые холмы прекрасной Умаганги, витые, вонзающиеся в небо дворцы, сказочно красивые лица крохотных женщин... Цай понял, что не увидит их никогда.

– Проспал!!!

Гуг орал и ярился попусту. Карлик Цай не был ни в чем виноват. Боевая армада Системы вынырнула из подпространства внезапно, ни один локатор ее не засек... да и не мог засечь, негуманоиды шли, скорее всего, через Невидимый Спектр.

Цай ван Дау отвечал за внешнюю безопасность. Но кроме Гуга Хлодрика никто не решался повысить на него голос, потому что от таких вещей ни один из них не был застрахован.

Семьдесят два боевых звездолета выявились из мрака одновременно, будто семьдесят две звезды внезапно вспыхнули в Солнечной системе, зажав в светящуюся сферу черную Землю и все корабли, подвластные горстке уцелевших и сопротивляющихся землян. Это была карательная экспедиция. Гуг не ошибся. Это был их конец!

– Явились, голубчики! – злорадно осклабился Дил Бронкс. Он радовался возможности мстить за Таеку, он не собирался подставлять левую щеку, после того, как его ударили по правой. – Живыми, суки, не уйдете!

– Это мы живыми не уйдем, – поправил его грустный и немногословный Иннокентий Булыгин.

Оборотень Хар задрал морду к ячеистому потолку и протяжно, уныло завыл. От этого воя расплакалась, разрыдалась в голос Лива. И в рубке «Святогора» сразу стало тягостно и тревожно, будто в склепе.

– Тихо! – Гуг ударил огромным кулаком в переборку. – Без паники! У нас хватит силенок потягаться с этой сволочью! Да и Образина уже на подходе, он ударит с тыла!

– И с Пристанища какой-то корабль идет, – вставил Кеша. Только вчера они получили сигнал от Алены и Олега. Никто их толком не знал, Иван мало чего рассказывал, но по сообщению поняли – это идут свои, идут драться с нечистью.

Цай тяжело вздохнул и черная капля выкатилась из его незаживающей раны на лбу. Цай ван Дау понимал, что никто им уже не поможет. Армада взяла их в тиски, в перекрестие семидесяти двух «прицелов», им никуда не уйти, а принять бой – значит, погибнуть в этом бою, как погиб когда-то давным давно легендарный «Варяг» с канонерской лодкой «Кореец». Правда, тем перед боем предложили сдаться. «Святогору» ничего не предложат. Их пришли уничтожить.

Цай знал, что подмоги не будет, никто не поспеет. Поздно! Каратели пришли на более совершенных кораблях, таких Цай прежде не видел, но не трудно было догадаться, что эти уродины по полтора километра длиною каждая, с торчащими во все стороны раструбами, отражателями, пусковыми мачтами, ощетиненные гроздьями хищных и неостановимых защитными полями торпед, заявились не в бирюльки играть. Система решила покончить с непокорными, с нежелающими делать Игру по ее правилам.

И не один Цай это понимал.

Гуг Хлодрик обеими ладонями пригладил взмокший седой ежик на своей массивной голове, набычился, в последний раз взмахнул руками, сжав до хруста кулаки. И обмяк, поглядел на всех тихим, совсем не буйным взглядом, словно навсегда прощаясь со своим собственным прозвищем. Потом подошел к однорукому, так и не отрастившему утерянной конечности Дилу Бронксу, обнял его, трижды прижался щекой к щекам постаревшего и унылого негра, которого всего несколько лет назад во Вселенной все братки-десантники величали Неунывающим Дилом. Потом молча расцеловался с Иннокентием Булыгиным. Потрепал взъерошенного Хара по кудлато-облезлой голове. Заглянул в бельмас-тые глаза карлика Цая, потянулся к нему... но наследный император и беглый каторжник отшатнулся, не дал себя обнять. Зато Ливадия Бэкфайер, заплаканная и жалкая, сама подбежала к Гугу, утонула в его медвежьих объятиях.