Звёздные крылья

— Я знаю ее, она мне нос растирала отмороженный. — засмеялся Кервуд и прикоснулся к своему носу, с которого все еще продолжала слезать кожа. — Но неужели же вам действительно интересно получать одну только зарплату и, собственно говоря, жить совсем не так богато? В Америке вы имели бы собственные экспериментальные лаборатории, собственную виллу, обеспеченную жизнь…

— А чего мне здесь не хватает? — откровенно рассмеялся Крайнев.

— Очень многого. Скажем, все время я вижу вас в одном и том же костюме.

— Это верно, — вздохнул Крайнев. — Немцы теперь в моих костюмах ходят. Весь мой гардероб остался в Киеве.

— Он был велик?

— Во всяком случае, его хватило бы даже для вас. Что касается лабораторий, то они у меня есть, и жить у меня есть где. А от вашего богатства я что-то мало видел радости в чужих краях.

— И все-таки в душе вы понимаете, что вам лучше было бы работать в Америке.

— Это следует понимать как предложение? — резко спросил Крайнев.

— У меня нет никаких полномочий, — сразу осекся Кервуд, — это может зависеть только от вашего желания.

Несколько минут Крайнев молча смотрел на своего собеседника, а перед его глазами возникла холодная улыбка Людвига фон Дорна. Где он сейчас, этот Дорн? Интересно было бы с ним встретиться.

— Вы работаете над реактивными самолетами? — спросил американец, вдруг меняя тему разговора.

— Да, я сейчас работаю над некоторыми проблемами, связанными с реактивными самолетами, — спокойно ответил Крайнев.

— И не боитесь изобрести давно уже изобретенное? Ведь у нас в Америке уже летают на таких самолетах.

— И у нас летают, — спокойно ответил Крайнев.

— Да? — оживился Кервуд. — Почему же мне до сих пор ничего подобного не показали? Меня это очень интересует.

— Наверное, по тем же причинам, по которым товарищу Матяшу не показывают реактивных самолетов в Америке. Ни один инженер не станет показывать конструкции, которые еще не завершены. Но я надеюсь когда-нибудь, на одном из парадов, показать вам наши самолеты. Это будет не так скоро; все зависит от того, как долго вы пробудете В СССР.

— И все-таки, — упрямо возвращаясь к старому, опять заговорил Кервуд, — вам лучше работать в Америке. Как вы не понимаете этого — у инженера не должно быть родины.

— Я уже слышал это, — спокойно ответил Крайнев.

— Возьмите, например, меня. Я работаю там, где платят деньги. Какая разница, кто мне их будет платить? Я инженер. Инженер — это ведь не политик, не журналист, который должен отстаивать какие-то взгляды или идеологию. Техника — это же не политика.

— Довольно, — сердито прервал Крайнев. — Все это я уже слышал не только от вас. Однажды я попал в очень сложные условия, и там мне даже силой пытались навязать ваши взгляды. Так вот что я вам должен сказать — для советского инженера не совсем безразлично, кто ему платит деньги. У него есть Родина. Мы все для нее работаем, будем работать и даже головы сложим, если это будет нужно. И когда-нибудь, когда ваши хозяева выбросят вас на улицу, потому что вы станете старым и уже не сможете работать или просто в вашей Америке произойдет очередной кризис, вот тогда, может быть, вы вспомните меня и мои слова. А сейчас нам не о чем говорить, и все эти разговоры я прошу прекратить.

— Я желал вам только добра, — сказал Кервуд.

На лице его появилось выражение обиды.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Валенс. Директор уже давно по достоинству оценил своего гостя. Он не сомневался в том, что Кервуд может оказаться шпионом, специально, подосланным к Крайневу, и поэтому держался осторожно. Правда, твердого убеждения у Валенса не было, но осторожность помешать не могла.

Поздоровавшись, Кервуд сказал:

— Мы тут спорили. Я уверял мистера Крайнева, что ему лучше работать в Америке. А он и слушать не хочет.

— Вот удивительная вещь, — иронически вздохнул Валенс.

— Действительно, — не заметил иронии Кервуд, — но надеюсь, он еще изменит свою точку зрения.

Валенс посмотрел на Крайнева и улыбнулся.

Они еще немного поговорили о том о сем, и Кервуд вышел.

Крайнев и Валенс остались вдвоем.

— Он ведет эти разговоры так, будто само собой разумеется, что советский инженер должен вдруг ни с того ни с сего податься к американцам.

— А что же ты хочешь? Он судит по себе, другого критерия у него нет.

— Да, но эти разговоры мне не нравятся.

Они помолчали немного, каждый придя к своему выводу. Потом Валенс сказал:

— Неумные они люди. Думают, что все можно купить. Одно слово — бизнесмены. Все же надо будет это принять во внимание. Что у нас нового сегодня?

И они углубились в работу.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Вера Михайловна проснулась среди ночи от лютого холода. Казалось, что она замерзла до костей. Еще неумного, и вся она превратится в камень. Темная безлунная ночь стояла над поселком, над разрушенным заводом, над целым миром. Чувство одиночества и беспомощности стало таким острым, что Соколова едва не заплакала.