Звёздные войны: Солдаты смерти

Включился голоэкран Тайсы, и на нём появилась объёмная диаграмма баржи. В уменьшении она казалась намного чище, с ровными и чёткими линиями – мечта конструктора, стремящегося к геометрическому совершенству. Станция пилотирования располагалась на самом верхнем уровне. В одной стороне, поднимаясь подобно перископу, находилась выдвижная стыковочная шахта, которая всё ещё соединяла баржу с разрушителем. На другой стороне станции широкая лестница вела вниз на административный уровень, а справа и слева от неё располагались спасательные капсулы. Столовая, медсанчасть и каюты экипажа занимали дальний конец этого уровня, а под ними находились шесть слоёв «Общего поселения». Ещё ниже, насколько было известно Захаре, ты окажешься среди люков, ведущих к бесчисленным подуровням, включая самые нижние тюремные камеры.

Всего она насчитала шесть красных пульсирующих точек по всему кораблю.

– В настоящий момент, – сообщила Тайса, – один находится в станции пилотирования, один – на административном уровне, два – в «Общем поселении» на первом уровне, и двое – в одиночных камерах.

Одиночные камеры. Она даже не догадывалась об их существовании до сегодняшнего дня. Припасённые для самых злобных и опасных преступников на барже, пристанище для маньяков и представителей иных групп риска при перелётах, в которое болезнь могла и не просочиться. Вопрос был только в том, рискнёт ли она пойти туда одна. Конечно, оружие валялось на каждом шагу, но ей не нравилась мысль выпустить на свободу двоих самых опасных заключённых Клота, чтобы тут же расстрелять их, когда они на неё накинутся.

И всё же, какой у неё выбор?

– Установи связь с медсанчастью.

– Принято.

Тайса включила монитор, и над голограммой появилось изображение палаты. В углу экрана Захара увидела Мусора, ходящего между койками. Он снимал датчики с последних умерших, собирал капельницы и дыхательные трубки. Дроид тихо разговаривал сам с собой, вероятно, вспоминал данные диагностики. Почему–то от его вида ей вдруг стало грустно.

– Мусор.

2–1В остановился и оторвался от экранов.

– А, здравствуйте, доктор Коди. Биосканирование прошло удачно?

Она не знала, что ему ответить.

– Я пойду к одиночным камерам. Встретишь меня там?

– Да, конечно, – он помедлил. – Сколько осталось живых?

– Шестеро.

– Шесть, – повторил дроид невыразительным голосом. – Понятно.

На мгновение он окинул взглядом палату, полную трупов, пациентов, умерших у них на руках несмотря на все усилия, но потом опять посмотрел на экран.

– Ладно, я встречу вас там.

– Увидимся, – попрощалась Захара и вздохнула.

Глава 18. Одиночки

Захара вышла из станции пилотирования, и турболифт доставил её прямо к самым нижним необитаемым уровням баржи. Она почти никогда не спускалась так глубоко, может быть, всего два раза, чтобы лечить заключённых, которые настолько разболелись, что им было опасно самим идти в медсанчасть. Ниже располагался только механико–технический подуровень, тесное царство дроидов–техников, ни разу не видевших дневного света.

Двери лифта открылись и выпустили её в пустой вестибюль с голыми проводами, свисающими с балок. Захара прищурилась, пытаясь рассмотреть детали. Похоже, разводка здесь сильно барахлила. Где–то наверху паровая труба с шипением извергала струю влаги, отвратительно пахнущий воздух напоминал отрыжку смертельно больного пациента. 2–1В нигде не было видно. Стоит ли идти куда–то без него? Сейчас уже это неважно, коль скоро других выживших нет, если не считать…

Она ахнула вслух, сама удивившись своим мыслям, и чуть не упала вперёд, успев ухватиться за влажную стену коридора. Однако рука скользнула, и Захара чуть не упала ничком.

Перед ней лежали тела стражников. Она насчитала пятерых, распластавшихся в самых странных позах. На всех были защитные комбинезоны и противогазы, за исключением одного, молодого, с которым Захара познакомилась месяц или около того назад, когда он пришёл в медсанчасть с жалобами на несильные кожные раздражения. Тогда он ей понравился, и они разговорились. Он рассказал ей о жене и детях на родной Чандрайле.

Сейчас, глядя на его труп, Захара заметила лист флимсипласта в его руке. Присев и подняв листок, она прочла:

«Кай!

Помню, что обещал тебе и детям вернуться после этого рейса. Но не судьба. К сожалению, на барже что–то пошло наперекосяк. Все болеют, и никто не знает, почему. Почти все уже умерли. Сначала я думал, что болезнь обойдёт меня стороной, но потом, похоже, тоже заразился.

Прости, Кай. Я знаю, что мальчикам будет тяжело. Передай им, что папа очень их любит. Мне жаль, что всё так вышло, но передай им, что я служил с честью, не боялся и не был трусом.

Люблю тебя всем сердцем».

В самом низу стражник попытался вывести своё имя, но из–за дрожи в руке буквы получились настолько кривыми и еле видными, что подпись скорее напоминала каракули.