Звёздный егерь

Роман попытался заговорить с девочкой, идти молча было скучно, но та отвечала нехотя, скупо, не поворачивая головы. Вскоре желание задавать вопросы пропало: шли они быстро, по сырому вязкому мху, и усталость делалась всё ощутимее.

Чтобы как-то отвлечься, Роман принялся разглядывать одежду девочки, и чем больше он присматривался к её на первый взгляд грубому, на «живую нитку» сшитому из кусков оленьей замши костюму, тем нарядней и практичней находил его.

На девочке была лёгкая просторная паница[7] до бёдер, нижнюю полу которой оторачивали несколько чередующихся полосок тёмно-коричневого и белого меха. В швах паницы покачивались вшитые разноцветные суконные лоскутки. Такие же суконные полоски, только красные, галунами украшали её широкие штаны. Штанины были заправлены в пимы — лёгкие; мягкие, настоящие сапожки-скороходы, под которыми ягель почти не проминался. Пимам доктор прямо-таки воззавидовал: его собственные резиновые сапоги, приобретённые перед самым отъездом, весом были под стать рыцарским доспехам и, что самое неприятное, начали сбивать ему пятки.

Пора сделать и привал, думал Роман, но, глядя на воздушную поступь девочки, короткие косички, подпрыгивающие в такт её шагам, шёл и шёл следом, почему-то стесняясь признать собственную усталость.

«Черт знает что, — бормотал себе под нос Роман, поглядывая на часы, уже скоро полдень, идём три часа, а этой пигалице хоть бы хны. А ведь весь путь она уже прошла пешком накануне!» Часом позже Роман сдался.

— Послушайте, вундеркинд! — остановился он. — Не пора ли подзаправиться? — И, не дожидаясь ответа, уселся на рюкзак.

Девочка повернулась, из-под паницы извлекла кожаный мешочек.

— На! — протянула она горсть сухих бурых ягод. И посмотрела на Романа с укоризной. Судя по её виду, она тоже изрядно устала. На лице пот оставил грязные разводы, глаза порозовели.

— Сядь! — велел Роман. — Отдохни.

— Нет, — покачала головой девочка. — Дедушка.

Ещё часа через два ходьбы ландшафт начал меняться: тундровая равнина захолмилась, вздыбилась, выгнулась скалистым хребтом, чёрными склонами перегородив путь.

— Туда? — уныло кивнул в сторону скал Роман. Перспектива попрактиковаться в альпинизме его нисколько не привлекала.

— Туда, — подтвердила девочка. И в ответ на вздох доктора обнадёжила: — Уже скоро.

Поминая недобрым словом свою злосчастную судьбу, и сапоги, и медицинский диплом, доктор обречённо полез по камням.

Подъём действительно длился недолго, но, когда они выбрались на относительно ровное каменное плато, Роману показалось, что сил не хватит даже на шаг. Он лёг, устроив горящие ступни на булыжник, и закрыл глаза. Не хотелось ни идти, ни говорить, ни думать, а только лежать вот так, наслаждаясь покоем, и свежим воздухом, и тонким, холодящим горло запахом тундры. И ещё — жевать кисловатые ягоды, которые девочка насыпала ему в ладонь. Ягоды, несомненно, имели тонизирующий эффект.

— Что это? — спросил Роман, не открывая глаз.

— Морошка. Вкусно?

— Угу. Кстати, тебя как зовут? Пора и познакомиться.

— Пуйме. А тебя — Роман.

— Верно. Но откуда. — хотел удивиться Роман тому, что девочка знает его имя, потом вспомнил, что она могла слышать, как к нему обращается Володя. Потом он, было, решил спросить, откуда ей стало известно, что на берегу появился доктор и что из них двоих доктор именно он, а не Володя, но не успел, Пуйме позвала его:

— Пойдём, Роман, дедушка один.

Они снова взбирались на гребни, спускались в распадки, перепрыгивали через ручьи. На ягеле, словно на страницах гигантской бледно-зелёной книги, каббалистическими узорами отпечатались следы лап и копыт, в зарослях стланика хлопали крыльями большие серые птицы, а в ручьях плескали крапчатые форельи хвосты, однако Роман не имел уже ни сил, ни желания присматриваться к чудесам, которые нежданно-негаданно рассыпала перед ним якобы скупая тундра. Только однажды они задержались на несколько минут. Пуйме остановилась у бегущего сверху ручья, доктор подождал, пока девочка напьётся, потом сам припал к ледяной, обжигающей рот струе. Для этого пришлось наклонить голову боком, и взгляд сам собой скользнул вверх, к тому месту, откуда по камню сбегала вода. От увиденного Роман поперхнулся, закашлялся. На камне, накрывая струю клыкастой верхней челюстью, лежал большой звериный череп.

— Оригинальный фонтанарий… Медведь?

— Ингней. Росомаха. Это место называется Сиртя-яха[8]. Отсюда совсем близко.

Название показалось доктору знакомым, задуматься — и он бы вспомнил, что вчера Апицын говорил о сиртя, но задумываться было некогда, они опять шли по распадку: девочка — бесшумно, словно порхая над каменистыми осыпями, Роман — тяжело, грузно, глядя себе под ноги и время от времени нарочно, с непонятным мстительным удовольствием, спихивал камни вниз по склону.

За шумом собственной поступи Роман не расслышал плеска, и только когда Пуйме сказала «Пришли!», а лицо приятно защекотала холодная водяная пыль, он поднял голову.